Читаем Троцкий полностью

А когда онъ заговорилъ о томъ, какъ девять русскихъ волонтеровъ были разстрляны на фронт за какое-то нарушеніе дисциплины, краснорчіе его достигло наибольшей еіыы, н негодованію его не было предловъ. И пусть правительство французское не пытается свалить нею тяжесть этого отврати тельнаго преступленія на военныя фронтовыя власти: оію цликомъ отвт< тіачпю за него. II пусть Тома не утшаетъ еебя тмь, что опь этого смертнаго приговора не шцпнеалъ. Кго матеріальной подписи можетъ быть, тамъ не было, но морально его имя ныжжеію тнмъ позорными неизгладимыми Сукнами. II да бу дуть прокляты т соціалисты, которые н ікслі; этого находятъ нозможпость протягивать руку тікимь соціалистамъ, какъ Тома, для какого бы то пн было совмстнаго дйствія. Тутъ опъ дошелъ до апогея: его бьещее, казалось, изъ самой глубины души, бичующее негодованіе передалось всему собранію, напряженно слушавшему его съ затаеннымъ дыханіемъ.

Это было въ самомъ конц 1916 года, незадолго до того, какъ вспыхнула Русская Революція. А въ начал 1918 года, Троцкій уже въ качеств фельдмаршала, а не скромнаго эмигранта, докладывалъ въ Москв о наруше-, ніяхъ дисциплины въ подвдомственной ему арміи. Отъ былого пафоса и лаепфпстскаго негодованія не осталось и слда. Онъ спокойно и дловито, какъ подобаетъ человку на такомъ высокомъ и отвтственномъ посту, информировалъ о принятыхъ имъ мрахъ и. успокоительно, сообщалъ о томъ, что все обстоитъ благополучно и 10 нарушителей дисциплины арестованы; онъ мимоходомъ лпшь, въ скобкахъ, какъ о маленькомъ досадномъ упущеніи, замтилъ: “Къ сожалнію они еще не казнены”.

Но публика на Кесерііоп Мееііпд объ этомъ тогда, конечно, не могла знать, какъ она не могла знать, съ какой изумительной легкостью тотъ же Троцкій скоро посл этого казнилъ и убивалъ не девять, и не десятки'и сотни провинившихся передъ нимъ солдатъ, п не только солдатъ, но и женъ и дтей и другихъ родственнпковъ ихъ, если эти солдаты ускользали отъ кары... й потому цльность художественнаго впечатлнія опять ничуть нарушена не была.

Я съ нетерпніемъ слушалъ Троцкаго, все еще надясь услышать отъ него разъясненіе, почему это изъ несомннныхъ ужасовъ войны слъдуетъ, что бельгійцы, французы, сербы и пр. должны побросать оружіе передъ лицомъ побдоносно наступающей рати Вильгельма; и какія блага отъ этого могутъ послдовать, какъ для побжденныхъ бельгійцевъ, французовъ, сербовъ, русскихъ, такъ п для народовъ, находящихся подъ властью правительствъ побдителей.

Отвтъ скоро не замедлилъ придти.

Онъ былъ до нельзя простъ. Изображенные имъ ужасы войны такъ подавляюще колоссальны, губительны и очевидны для всхъ, что не можетъ быть нп малйшаго сомннія въ томъ, что рабочіе, больше всего на себ испытывавшіе эти ужасы, вернувшись съ фронта, нп одной минуты не смогутъ терпть тотъ политическій п общественный строй, который породилъ эти ужасы. Не можетъ быть ни малйшаго сомннія, что, придя домой, они немедленно всюду устроятъ возстанія противъ свопхъ правительствъ

и сметутъ пхъ с'ь лица земли вмст со всми ужасиымп буржуазными отношеніями, выразителями которыхъ оти правительства являются, и установятъ соціалистическій строй.

Ужасы войны испытали рабочіе всхъ странъ, какъ побдительницъ, такъ и побжденныхъ. II потому вер-иушиіеся съ фронта рабочіе будутъ устраивать революцію всюду, все равно, побдило ли пхъ правительство или потерпло пораженіе.

У меня сразу открылись глаза, — мн псе стало ясно. Разъ, вернувшись съ Фронта, вс рабочіе неизбжно устроятъ соціалистическую революцію, то не все ли, въ самомъ дл, равно, какая страна останется побдительницей.

Важна не побда, а скорйшее повсемстное возвращеніе съ ((фонтовъ. Такъ просто!

Ну, а если не устроятъ? Тогда... “Тогда”, заявилъ Троцкій, угрожающе потрясая кулакомъ пъ воздух, “тогда — я сдлаюсь мизантропомъ”. Такимъ образомъ, какъ видите, прочная гарантія была вполн обезпечена.

“Немедленное прекращеніе военныхъ дйствій” потъ что важно. А всякія “безъ аннексій, контрибуцій” и прочія агитаціонныя привски, — ато мелочи, необходимыя лишь, какъ приманка для того, чтобы вызвать необходимый уходъ съ фронта домой.

Какое, въ самомъ дл, могутъ имть значеніе пс эти вещи, разъ все общество, весь міръ, все рапио будутъ перестраиваться на совершенно новый ладъ, п вся карта Европы п всего міра будетъ заново перекраиваться въ полномъ согласіи съ программой, подробно и детально начертанной Троцкимъ въ его брошюр “Война и Интернаціоналъ”.

Нечего говорить, что рчь ота имла колоссальный успхъ.

Троцкій быстро пріобрлъ популярность въ мстной русской колоніи. Онъ скоро окончательно порвалъ съ ‘’е-е-ціалъ-ннтріотамн”, устроившими его нрііыдъ въ Америку и гака, радушно принявшими его.

Онъ сдлался редакторомъ “Новаго Міра” и быстро превратилъ ату газету во второе ирданіе “Нашего Слова”.

Время прізда Троцкаго пь Пыо-Іоркъ совпало съ сезономъ баловъ, устраивавшихся въ ото время иь несмтномъ изобиліи всми организаціями. II Троцкій былъ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии