Читаем Троцкий полностью

Газетка Троцкаго, вообще не отличавш іяся раіб р-чивостыо вь выбор ерс депсь борьбы и болі.е. чі'.мъ бе -забопіо относивіінілся кь а.іементарпымъ требой піінм ь чистоты иітературпыхъ пріемовъ. сощмь ужо распоясывалась. когда тло касалось маленькаго, но тмъ боле • ненавистнаго далекаго американскаго ж)рнала. Получалось впечатлніе, будто Троцкій лично мстилъ за что-то редакціи и ея глав Дейчу, съ которымъ онъ до самаго недавняго времени былъ въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ, и которому очень многимъ былъ обязанъ.

Ничто въ этомъ журнал не ускользало отъ зоркаго ищущаго вниманія Троцкаго и его врныхъ помощнпковъ-сотруднпковъ.

Все подвергалось самому строгому “критическому” разбору: статьи, статейки, скромная библіографическая замтка Дейча о выход перваго тома “Исторіи общественной мысли въ Россіи” Плеханова, даже объявленія, Ничего не пропускалось, и все подвергалось самому тщательному глумленію и оплевыванію.

Одного, казалось, въ “Нашемъ Слов” упорно не хотли замчать: моей библіографической замтки о брошюр Троцкаго. Дейчъ уже подтрунивалъ надо мною по этому поводу.

Прошло три мсяца, и вдругъ неожпданно-длинпая статья, озаглавленная “Война и Интернаціоналъ”, пли что-то въ этомъ род (заглавія такихъ статей также однообразны н несложны, какъ и сама идея “Интернаціонализма”), подписанная Троцкимъ и цликомъ направленная противъ моей замтки; но на этотъ разъ не въ парижскомъ “Нашемъ Слов”13), а въ ныо-іоркскомъ “Новомъ Мір”.

За этой длинной статьей послдовали другая, третья и четвертая, — все о той же небольшой библіографической замтк.

Вс четыре статьи представляли сплошной наборъ изысканныхъ ругательствъ по моему адресу, безъ малйшей попытки привести хотя бы самую короткую цптату изъ моей замтки для характеристики моихъ наивныхъ и глупыхъ поползновеній провинціальнаго дпллетапта въ области литературныхъ упражненій, осмлившагося выступить противъ признаннаго корифея русской публицистики.

Въ своей парижской газетк Троцкій попрежнему неутомимо продолжалъ заполнять дв маленькія странички, имвшіяся въ его распоряженіи, нападками на францупопъ п союзпикопъ, п также упорно замалчивать дяпія Германіи !і ея союзниковъ. Оставалось только уднвлять-ся тому, какъ французское правительство терпло у себя такую занозу, хотя и м'ілош.кум, но оп. того не мене назойливую.

Наконецъ, чаша его терпнія переполнилась, и газетка была окончательно закрыта, а Троцкій былъ арестованъ.

Кго выслали изъ предловъ Франціи, п онъ попалъ въ Испанію. Правительство Испаніи, возможно подъ давленіемъ французскаго, также не пожелало имть его у себя на свобод, н ему грозила ссылка чуть ли не въ Новую Каледонію. Благодаря вмшательству амерпкап-скнхъ соціалистовъ, ему были высланы деньги на дорогу, и онъ пріхалъ въ Ныо-Іоркъ.

Глава десятая.

<p>ВЪ АМЕРИК.</p>

Мптпнгъ-встрча въ Нью-Іорі;. — Рчи о "немедленномъ прекращеніи военныхъ дйствій на фронтахъ". — "Реакціонная имперіалистическая Антанта” и “прогрессивная” Германія. — Грядущая "міровая революція”.

Какъ только стало извстно, что Троцкій прізжаетъ въ Нью-Іоркъ, мстныя соціалистическія газеты начали кампанію подготовки и обработки публики для достойной встрчи гостя.

Обстоятельства были боле, чмъ благопріятны для того, чтобы провести эту кампанію въ чисто американскомъ масштаб и размрахъ: старый борецъ за свободу и демократію Россіи (Троцкій тогда еще былъ сторонникомъ свободы и демократіи), соціалистъ и революціонеръ, изгнанный изъ Австріи, недопущенный въ Германію, преслдуемый во Франціи и Испаніи, подвергшійся травл во всей Европ за свою горячую и самоотверженную преданность иде мира, — чего больше надо для антп-мплп-тарпстпческп настроенныхъ читателей соціалистическихъ газетъ, каждый день подогрвавшихъ энтузіазмъ своихъ читателей все новыми свдніями о прежней и теперешней дятельности Троцкаго.

Не только “Форвертсъ”, “Новый Міръ’’ и “Коллъ’' были полны статьями о немъ, но и кой-гд въ буржуазной пресс появились благожелательныя замтки объ ожидаемомъ гост: вдь онъ былъ не только анти-милитаристомъ, но и дятельнымъ участникомъ борьбы за русскую свободу, къ которой въ Америк всегда относились съ большимъ сочувствіемъ.

Прежде, чмъ Троцкій усплъ ступить на американскую почву, опытные интервьюеры отъ мстныхъ газетъ поспшили учинить ему самый строгій допросъ о прежней и теперешней жизни, о политическихъ взглядахъ, идеяхъ, планахъ, — обо псемъ, что ому хорошо извстно, мало извстно, совсмъ неизвстно и но можетъ бить извстнымъ.

На другой день въ соціалистическихъ газетахъ появились подробные отчеты объ этихъ интервью. “Форвертсъ” помстилъ самую б<иыіі\ю статью, зашілнивъ ею чуть по полстраипцы обширнаго формата. На слдующій день появилось продолженіе и т. і.. и т. д.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии