Читаем Троцкий полностью

Кронштейнъ и А. Гоколовекая въ атомъ отношеніи наткнулась на неожиданное препятствіе въ лиц отца Кронштейна. Такъ какъ Лева былъ несоноршеннолтнимъ, то ему не давали разршенія на бракъ безъ согласія его отца. А. отецъ самымъ ршительнымъ образомъ воспротивился атому браку (Соколонская была, по крайней мр, на десять лтъ старше Кронштейна). Лева рвалъ и металъ, и боролся со всей анергіей и упорствомъ, на какія онъ былъ способенъ. Но старикъ былъ не мене упоренъ и, имя преимущество пребыванія но ту сторону ограды, остался побдителемъ.

По прізд въ Москву, Кронштейнъ немедленно принялся за хлопоты о брак, и скоро добился успха. Пта борьба на нкоторое время дала пищу искавшей выхода анергіи его. Жизнь скоро потекла интересно (насколько вто возможно въ тюрьм) и, сравнительно съ Одессой, очень разнообразно. Мужчинамъ дна раза въ недли» давали свиданія съ женщинами на пранахъ мужей, братьевъ, кузеновъ п т. и. Свиданія давались всмъ сразу въ одномъ мст, безъ строгаго ограниченія времени н съ весьма слабымъ надзоромъ, такъ что оти свиданія носили характеръ маленькихъ интимныхъ собраній близкихъ людей, связанныхъ узами тсной дружбы и общностью идей.

Не знаю, какъ наши женщины, но мужчины къ свиданіямъ готовились очень тщательно, н всхъ тщательне Кронштейнъ. На свиданіяхъ онъ обнаруживалъ трогательную нжность не только къ своей невст, а потомъ жен А. Соколовской, но и ко всмъ остальнымъ дамамъ, приходившимъ па свиданіе къ своимъ мужьямъ, братьямъ и т. п. и очаровывалъ всхъ ихъ своимъ рыцарствомъ. Когда дамы предложили намъ прислать имъ наше блье для починки, Бронштейнъ съ негодованіемъ отвергъ это, какъ устарлый предразсудокъ, возлагающій на женщину непріятную работу, п самъ почпнялъ свое блье.

По возвращеніи со свиданія, весь избытокъ нжности онъ продолжалъ расточать намъ: ласкалъ, цловалъ, обнималъ и т. п.

Я уже указывалъ на припадки нжности въ Бронштейн до ареста, въ разгар перваго увлеченія политической дятельностью.

Теперь, когда протекло столько времени, заполненнаго столькими событіями и превращеніями, каждый разъ, когда я вспоминаю объ этихъ нжностяхъ Бронштейна, въ воображеніи моемъ неизмнно встаетъ также фпгура деспотическаго императора Павла I съ его исключительной сентиментальностью и припадками неистощимой нжности.

А вотъ, что пишетъ Б., одна изъ тхъ женщпнъ-то-варищей, которая вмст съ нами въ описываемый періодъ сидла въ Бутырской пересыльной тюрьм, съ которой Бронштейнъ встрчался на описанныхъ интимныхъ собраніяхъ-свиданіяхъ, п которую онъ впослдствіи удостоилъ своей дружбой: “Когда я узнала въ 1906 году, что Лева арестованъ и сидитъ въ Дом Предварптельнаго Заключенія, мн очень захотлось написать ему (мы не переписывались уже нсколько лтъ), что я и сдлала. Отвтъ не заставилъ себя долго ждать. Теперь, когда знаешь, во что выродился Бронштейнъ, когда съ устъ этого человка только срываются слова въ род “безпощадно расправиться”, “уничтожить”, “разстрлять”, трудно допустить, что письмо, полученное тогда мною, писано было этимъ самымъ человкомъ, — столько въ немъ было задушевности, нжности, теплоты и ласки. Мн очень жаль, что я не сохранила этого письма. Это былъ несомпнно интересный психологическій документъ.

Начиналось письмо съ того, что лежалъ онъ (Бронштейнъ) какъ то въ камер своей въ особенно прндавлен-номъ настроеніи7;. Въ голону лзли гпмия мрачныя мыслп, будущее казалось такихъ непригляднымъ, па душ мракъ и ужасъ. Вдругъ надзиратель входитъ п подаетъ мое письмо. Въ мигъ камера преобразилась, точно добрый геній порвался съ письмомъ. Что сталось съ тоской и душевнымъ смятеніемъ? Они уплыли куда-то вдаль; ему сдлалось легко и хорошо, и опять захотлось жить и врить во все лучшее. II такъ дале, п такъ дале на многихъ, многихъ страницахъ. II столько тепла, столько ласки, нжности Неужели Лева Бронштейнъ и Троцкій одно и то же лицо?..”

Пользуясь довольно широкой ‘‘автономіей” въ предлахъ пашей башни съ отгороженнымъ вмст съ пей уголкомъ двора, мы не лишены были связей и съ вншнимъ міромъ, откуда намъ доставлялись деньги, провизія, одежда, необходимыя для далекаго путешествія въ Во-сточвую Сибирь. Доставлялись вамъ также въ обпліп п книги. До пасъ доходили почти пс новинки. Къ намъ попала только что ипеяшая до Россіи пзпстпая книга Э. Бернштейна (“Предпосылки соціализма’’) на нмецкомъ язык, ипервые открыто обосновывавшая ревизіонизмъ въ марксизм. Вт. пашей камер она вызвала страшное возбужденіе, и мы вс съ жадностью ухватились за чтеніе. Вс мы горли петерппіемъ убдиться, сколько правды во всемъ томъ, что мы слыхали объ этой ужасной книг. Книга подвергала сомннію псс, что мы, марксисты, счпталп непререкаемой истиной. II пс мы единодушно отвергли ее; никакихъ разногласій на ея счетъ у насъ не было. Получали мы и другія книги, недостатка въ нихъ у пасъ не было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии