Итак, чертова дюжина. Шесть с востока, семь в вилках — с запада. Три «туполевых», остальные — Илы. С Илами все ясно — летят и пусть летят, надо только аккуратно расставить их по эшелонам. Даже если Иркутск закроется — доберутся до Читы, все взлетели с полной заправкой, топлива у них хватит на семь — семь с половиной часов — долетят. А вот с двумя «туполевыми», один из которых уже на подходе к зоне Тюменского РДП, дело хуже: у этих максимальная дальность полета около трех тысяч километров, и до Читы им не добраться. Вообще-то, если следовать букве инструкции, не ему, «восточному» РД, решать вопросы, что делать с этими двумя «туполевыми», которые могут «зависнуть» на трассе, есть дежурный штурман, который думал, разумеется, прежде чем принимать решение — выпускать «туполевых» на Иркутск или задержать, есть, наконец, АДП[15], который несет юридическую ответственность за выпуск самолетов в воздух, — много в порту людей, которым вменено в прямую обязанность продумать все варианты полета, оценить все варианты осложнений по трассе, включая и метеообстановку в Иркутске, где, это всем известно, погода всегда своя, байкальская, — сам черт в ней ногу сломает, в этой иркутской погоде! А его дело — провести самолет по зоне и передать тюменскому диспетчеру.
— 42720, — нажал на кнопку микрофона Виталий, — сообщите заправку топливом.
— Свердловск. 42720. Заправка — двадцать две тонны.
— Вас понял. Держите пока связь со мной.
Да, топливом себя «туполевцы» перегружать не любят. Двадцать две тонны — это только-только до Иркутска. Кто его выпускал? Попробуй сейчас разбери — такое столпотворение в порту, что удивительно, как в центральной диспетчерской порта вообще направления не путают. Да и чего искать виновных, когда еще полчаса назад в Иркутске была отличная погода. Надо решать — передавать его Тюмени или возвращать. А если возвращать, то куда: в Кольцово или Челябинск?
Еще щелчок одним тумблером:
— «Метео»? Что с Иркутском, дорогая?
Иркутск пока принимал, и Виталий оглянулся на Крылова: есть, в конце концов, руководитель полетов — почему бы ему не решить щекотливый вопрос с этим «туполевым»?
— Виктор Афанасьевич!
Крылов выбрался из-за стола, подошел, наклонился над графиком.
— Что с этим делать? — ткнул Виталий пальцем в «трассу» семьсот двадцатого. — Возвращать?
— А что он у тебя будет здесь делать? Два часа кружиться над твоей больной головой?
— Ах, да! — сообразил Виталий. — Топливо…
С топливом всегда дело сложное: мало возьмет штурман — летят на нервах: хватит — не хватит. Много возьмет — опять плохо: садиться трудно, тяжелый самолет, горят тормоза, горит резина на колесах, а с «туполевыми» вообще худо. У них такая высокая посадочная скорость, что с большим весом не спасают никакие парашюты — того и гляди выкатится за полосу, а это уже авария. Вот и заставляют их выжигать в случае чего лишний керосин над портом, а кому это нравится — кружиться вокруг да около? Умные штурманы, умные командиры, особенно москвичи, берут керосина тютелька в тютельку, зачем им керосин, когда можно загрузиться коммерческим грузом? Подходит такой «коммерсант», а у диспетчера по посадке запарка, принять сразу не может, на взлетно-посадочной полосе очередь. «Идите на круг!» — приказывает. А «туполев» полкруга сделает и радирует: «Осталось две тонны». А что такое две тонны керосина для Ту-104? Невырабатываемый запас — красные табло. И тут начинается! Все Илы и «антоны» — в сторону, на старте — задержать, полосу — очистить…
— Передавать Тюмени?
— А что делать? — сказал Крылов, почесывая подбородок, — есть у него такая привычка, — Вернут его уже, видимо, новосибирцы. А может, проскочит? Ты на всякий случай предупреди челябинского коллегу — пусть возьмет на заметку…
К часу ночи Виталий почувствовал, что «накал» в воздухе начал ослабевать — самолетов стало меньше, и шли они уже не на хвосте друг у друга, а с нормальными интервалами. Значит, ЦДА с «востоком» расшилось, а может, наоборот, Иркутск «зашился». Во всяком случае, дышать стало легче, и Виталий позволил себе перекинуться словечком с начальником:
— Виктор Афанасьевич, как клев?
Руководитель полетов был рыбаком.
Хлопнула дверь — за ней, и соседней комнате, была резиденция ДСУ, диспетчерской службы управления, — и Крылов, оборвав рассказ, повернул голову. Да, диспетчер ДСУ шла к нему, и шла, судя по выражению лица, с невеселым делом.
— Виктор Афанасьевич, — отозвала она его от пульта. — Авария, пожар двух двигателей на машине 75410, хабаровский рейс. Москва срочно требует сведения, я установила, что командир четыреста десятой Селезнев, остальные…
— Когда?
— Первый двигатель у них загорелся в двадцать два сорок одна.
«Семь минут… — глянул на часы Крылов и бросился к своему пульту. — Семь минут. Где же списки?»
— Звоните в АТБ[16] — там вам дадут сведения по машине. А по экипажу дам я, как только разыщу командира отряда.
Он нашел наконец нужный телефон, начал набирать номер…
— Это… мой самолет?
Поднял голову — перед ним стоял Виталий Витковский.
— Ты чего оставил пульт?