Трогать запрещено

Минут через тридцать, а может, и чуть больше, подъезжаю к дому Даниловых. На выпавшем свежем снегу следов от тачки нет. Значит, еще не подъехал. Откидываюсь на спинку сиденья, заглушив двигатель. Прокручиваю в голове разговор. Но потом бросаю это дело. Один хрен, все пойдет не по плану.

Как только из-за поворота появляется знакомый «Мерс», выхожу из машины. Облокачиваюсь о капот. Открываются ворота, и Данилов заезжает на территорию. Глушит двигатель и выходит. Прячет руки в карманах, наши взгляды встречаются. По его лицу ни черта не понять, поэтому первый шаг делаю я, спрашивая:

— Поговорим?

Захожу на территорию их с Юлькой дома и останавливаюсь в паре шагов от хозяина. Упрямо бодаемся взглядами.

— Поговорим, а как же, — выдает Степан. — Еще как поговорим.

Меня пронзает бешеный взгляд. За считанные мгновения «до» я успеваю просчитать следующий ход Данилова и понять, что он собирается делать. Отступаю ровно в тот момент, когда кулак друга пролетает в миллиметрах от моего лица, разрезая воздух.

— Степа, блть! — рычу я. — Не намахался еще?

— Она моя дочь, Титов! — поймав равновесие, отвечает Данилов. — А ты — скотина! — снова налетает на меня. Я снова уворчиваюсь, попятившись. Сука, да что ж ты делаешь?!

Из Степыча так и херачит кипящая энергия, завязанная на злости, поэтому приходится ответить. Видит бог, я не хотел его бить! Но по другому его не остановить. И мой кулак, припечатав в челюсть Данилову, сшибает его с ног.

— С*ка!

— Ты сам напросился. Степа, мать твою…

Пока этот крендель заваливается, хватает меня за куртку и утягивает за собой. В итоге падаем оба, по уши утонув в свежевыпавшем сугробе. Копошась, пару раз заезжаем друг другу по лицу. Все мокрые и в снегу, вываливаемся на подъездную дорожку. Держим друг друга за грудки. Данилов нависает сверху, намереваясь начистить мне морду. Когда его тормозит визг:

— Ой-ой! — кудахчет женский голос. — Степан, у вас все хорошо?! Полицию вызвать?!

Мы одновременно поворачиваемся на голос. У открытых ворот стоит женщина лет пятидесяти. Видать, бдительная соседка вышла на сопение и пыхтение двух сорокалетних идиотов, решивших, что кулаки — лучшее решение проблемы.

— Кхм, — откашливается Данилов, но меня не отпускает. Лежим, блядь, как два пацана, в снегу. — Не надо полицию, Тамара Петровна. Все хорошо. Друг приехал, вот… здороваемся.

А у самого ссадина на скуле и губа кровит.

— Как дети малые, — качает головой женщина и исчезает из виду.

Данилов первым поднимается на ноги. Подает мне руку. Я смотрю на него, шмыгнув носом. Разбил, что ли? Тиранул тыльной стороной ладони. Кровь. Снова смотрю на Данилова и, ухватившись за его руку, поднимаюсь на ноги.

— Сноровки не теряешь, — говорит Степа. — Удар у тебя не изменился.

— У тебя тоже..

— Тачку загоняй. Быстро тебе свалить не получится.

Киваю.

Уже через пару минут вхожу в дом с пакетом, издающем характерные стеклянные звуки.

— Подготовился, смотрю, — Данилов уже скинул куртку.

— Как видишь, — раздеваюсь, бросая пальто на вешалку в прихожей.

Следую за ним в кухню. Ставлю бутылки с вискарем на стол. Данилов достает бокалы и оборачивается, заявляет:

— Знал бы ты, как хочется съездить по твоей роже, Титов!

— Уже съездил и не раз, — отвечаю тем же тоном. — Учти, теперь будешь получать в ответ.

Степан садится за стол, поставив два бокала и тарелку с сырной нарезкой. Я вскрываю одну бутылку, тут же плеская в роксы. Данилов недолго думая быстро опрокидывает в себя янтарную жидкость. Залпом. Стягивает ломтик сыра и бычится, переведя на меня взгляд из-под бровей.

— Прекрасное начало, — хмыкаю, повторяя маневр Степана. Алкоголь приятно обжигает горло, прокатываясь до самого нутра. Сажусь напротив него, тоже закусывая.

— Вот скажи мне, Титов, с какого хера тебе не живется легко? — потирает переносицу. — Почему ты не сказал мне сразу? Я этого понять не могу.

— Виноват, — отвечаю. И это действительно так. Повелся на поводу у Юльки. А у самого голова на плечах имеется. Нужно было делать по-своему. Тысячи раз уже пожалел, но уже «не отмотать».

— Виноват он, — усмехается. — Она моя дочь. Моя. Дочь. Титов! Виноват он. Как давно?

Плескаю еще вискаря по фужерам. И не дожидаясь Степана, выпиваю.

— Сдался я под Новый год, — признаюсь, поморщившись от горечи. — Да, Степа, я должен был сказать. Но не сказал. В этом моя вина. Однако я не собираюсь отступать. Я люблю Юлю, Данилов. Что хочешь мне говори, я приму к сведению. Но не более того.

— Твою мать, — роняет лицо в ладони, яростно трет кожу. — С ума сойти! — вздыхает. — Так та попойка на твой мальчишник… — осеняет его. — Наш разговор? Ты мою дочь имел ввиду?!

— Да, и именно тогда я должен был тебе признаться, Степ. Но тогда я еще пытался себя убедить, что я ей не пара. Я сопротивлялся, понимаешь? Не смог. Как не влюбиться в Юльку? — смотрю на него, ловя мысленно ломающий мне шею взгляд. Да, Данилов пытается взять себя в руки. Но все еще кипит. Это видно и по позе, и по выражению его лица, где желваки ходуном ходят.

— Да что ж ты все «должен был» да «должен был», а ни хрена и слова не сказал? — рявкает.