Трогать запрещено

— А ты представь свою реакцию! — отвечаю в тон. — Думаешь, она была бы мягче, чем сейчас? Да хрена-с два!

— Да срать, какая была бы реакция! — сжимает кулаки. — Ты тр…

— Заткнись. Эту деталь своей жизни и жизни Юли я с тобой обсуждать не собираюсь, — предостерегаю. — Да, она твоя дочь. Но так сложилось. Она девочка уже большая, все обоюдно и по любви. Моя постель — это моя постель, ясно? Ты сам знаешь, каково это — любить. Знаешь ведь! Так вот пойми меня, Степ: не могу я без Юли. Но и такого, как ты друга, терять я тоже не хочу.

Теперь Данилов хватается за бутылку, разливая по стаканам. Снова выпивает залпом. Молчит, а я и не лезу. Пусть переварит. Тоже выпиваю, откидываясь на спинку барного стула. Алкоголь наконец дает о себе знать. Пить с дороги, на нервах да на голодный желудок — во все времена хреновая затея, что в двадцать, что в сорок. Голова тяжелеет, мысли начинают путаться уже после третьего бокала.

— Ну, — потирает ладони, немного погодя Степан, — что планируешь дальше? В Питер будешь перебираться?

— Да. Разбираюсь сейчас с этим вопросом.

— Ее будущее, ее профессия…

— Я буду ее поддерживать во всем, Степ. Я не собираюсь посадить Юлю дома под замок, заставив мне рожать детей и кашеварить. Это не про нее, и мы оба это знаем. Я так же, как и ты, хочу, чтобы она доучилась и нашла свой путь.

— Рехнуться можно! — вздыхает Данилов, зеркаля мою позу. — Даже в страшном сне не мог предположить, что однажды между мной и тобой, — машет рукой Степан, — будет происходить подобный разговор.

— Девочка выросла, — улыбаюсь.

— Жениться собираешься? Учти, я жду твой положительный ответ. Это моя дочь, и поиграть я тебе с ней не дам, Титов. Отстрелю все «игрушки» к чертям!

— Женюсь. Обязательно. Если она захочет, разумеется. В этом вопросе на Юлю давить я тоже не собираюсь. У нее полная свобода выбора в наших отношениях. Я буду рядом, пока я ей нужен. По-другому я просто не смогу.

Степан поднимается на ноги проходит к холодильнику. Начинает доставать тарелки: мясная и овощная нарезка, рыба, салаты. Ставит на стол, возвращаясь на свое место. Снова разливает виски:

— Из-за моей Юльки, значит, Илонку бросил, теперь понятно, чего она бесилась, — тянет свой рокс, чтобы чокнуться. — Не знаю, что она хотела получить в итоге, когда заявилась ко мне утром, — ошарашивает меня. — Может, чтобы я убил тебя? Или за шкирку вернул ей в койку?

— Илона? — бью своим бокалом по бокалу Данилова. — Она была у тебя?

— А как я, по-твоему, мог узнать? Заявилась и как начала нести херню! Про то, как ты совращаешь и пользуешь мою дочь. Я думал, убью тебя прямо там. Не знаю, как доехал, честно. Руки до сих пор от злости трясутся.

— Я думал, Костя тебе настучал. Видел нас накануне вечером в ресторане. Но, видимо, Нюта его, змея, доложила подруге быстрее, чем Костян решился набрать тебе.

— Вот что бывает, когда врешь напропалую, Богданыч.

— Мне действительно жаль, что об этом услышал ты не от меня, Степ. Рядом с Юлькой я каблук, — усмехаюсь. — Полный.

— Да иди ты. Титов — и каблук! Я видел тебя с Илоной. Не вешай мне лапшу, — отмахивается.

— С Юлей все по-другому. Я ожил.

— Мхм, — кивает друг. — Живи. Обидишь мою дочь — закопаю. Территория у меня за домом большая.

Слово за слово — отношения медленно начали оттаивать. В один момент я так и не понял, как мы перебрались из кухни в кабинет Данилова. Пошла уже, кажется, третья бутылка. Закуска уже заканчивалась. Тарелки пустели. За окнами смеркалось. А мы копались в документах Степыча в попытках найти крючок, за который можно было бы потянуть и вытащить фирму друга из глубокой задницы.

Как мы к этому пришли? А хрен его знает! Я лишь помню, как заявил:

— Не будь бараном! Ради Юльки, прими мою помощь. Я не могу смотреть, как тонет твой бизнес. Представь, как она расстроится, если узнает?

— Подкупить меня пытаешься, Титов? — хмыкает Степан. — Моя дочь не продается. Ни один бизнес не стоит ее.

— Придурок, — бросаю, посмеиваясь, хлопая Данилова по плечу. — Если помнишь, я тебе предлагал помощь еще за долго «до». Так что харе выкобениваться, показывай, что у тебя там…

Не знаю, насколько я владею красноречием в таком «нестабильном» состоянии, но понимаю по глазам Данилова, что лед тронулся. Возможно, я своими притязаниями на его дочь дал другу самое важно — смысл жить. Ну, а кто, если не он, будет бдить, чтобы такой, как я, мудак не обидел его кровиночку? Да я даже дробовик ему самолично презентовать готов, чтобы всегда был на стреме, главное — пусть из своей ямы выкарабкивается.

Юля

— Я не могу до них дозвониться!

Нервно меряя шагами номер, пялюсь на экран телефона. Он, гадина, молчит. Весь долгий последний час! Ни Богдан, ни папа не отвечают. Ни на звонки, ни на сообщения. Господи, а если они там друг друга попереубивали?! В СПА мы с Никой торчим уже почти пять часов, и этого вполне достаточно, чтобы случилось что-то ужасное, страшное и непоправимое.

В глазах темнеет. Меня слегка качнув, ведет. Ника подскакивает, рявкнув: