Трое в снегу

Отель очень знатный. Публика тоже. Вид у господина тайного советника, конечно, ужасный. От одного галстука становится дурно. Но его не выгнали. Завтра я схожу в его номер и наведу порядок. Электрический утюг я захватил с собой, Вы представляете: он хотел срезать для снеговика пуговицы со своего костюма. С него глаз нельзя спускать. Женщины вовсю ухлестывают за кандидатом Хагедорном. Они принимают его за престолонаследника. А он безработный и говорит, что нельзя влюбляться в каждую хорошенькую женщину. Это заведет слишком далеко.

Завтра я начну учиться ходить на лыжах. Частные уроки. Нечего всем глазеть, как я буду шлепаться. Швейцар поначалу принял господина тайного советника за торговца вразнос. Вот как получилось.

Но он только посмеивается. По крайней мере мне разрешено быть с ним знакомым и разговаривать. Я очень рад. Это я уже писал. Но все равно очень рад.

Мы были в баре и кое-что выпили. Но от звездного неба опять протрезвели. И от снеговика. Он стоит у ворот отеля. Туристы завтра удивятся.

Скоро я Вам опять напишу. Надеюсь, не сломаю себе ничего существенного. Кататься на лыжах довольно опасно. Кто позаботится о господине тайном советнике, если я буду лежать в гипсе? Ладно, постараюсь остаться целым. Надеюсь, что у Вас все в порядке, дорогая фройляйн Хильда. Не беспокойтесь за Вашего отца. Можете на меня положиться. Да Вы это знаете.

Передайте от меня привет Кункель. Придумать такое — позвонить в отель по телефону — это на нее похоже. Больше мне ей нечего сказать.

С совершенным почтением и лыжным приветом

Ваш старый Иоганн Кессельгут

Глава девятая Трое в снегу

Около семи утра первые лыжники, громко топая, выходят из номеров. В коридорах стоит такой шум, словно маршируют колонны аквалангистов.

За завтраком не стихает гул разговоров и смех голодных здоровых людей. Кельнеры балансируют перегруженными подносами. Потом они тащат пакеты с ленчем для туристов, которые собираются вернуться с лыжных походов лишь к вечеру.

Сегодня директор Кюне снова отправляется в горы. Проходя в полной боевой готовности мимо швейцара, он сказал:

— Господин Польтер, проследите, чтобы этот Шульце не дурил! Это коварный тип. Мочки ушей у него прижатые. И позаботьтесь о миллионерчике!

— Как родной отец, — заявил Польтер серьезно. — Для Шульце я уж подыщу занятие. Чтобы не задирал нос.

Карл Отважный поглядел на барометр.

— Вернусь к обеду — сказал он и ушел.

— К обеду, так к обеду, — пробурчал швейцар и начал сортировать утреннюю почту.

Кессельгут сидел в ванне, когда постучали в дверь. Он не отозвался. Лицо было намылено. Вдобавок болела голова. Это от пьянства, сказал он себе и подставил затылок под холодную струю.

Тут дверь в ванную отворилась, вошел первобытный кудрявый житель гор.

— Доброго вам утра, — пожелал он. — Извините, пожалуйста. Я — Тони Гразвандер.

— Ничего не поделаешь, раз так, — сказал голый мужчина в ванне. — Как поживаете?

— Спасибо. Спрос есть — значит, хорошо.

— Рад за вас, — уверил его Кессельгут подкупающим тоном. — А в чем дело? Хотите потереть мне спину?

Антон Гразвандер пожал плечами.

— Можно, конечно. Собственно, я пришел для занятий по горным лыжам.

— Ах, вот что! — воскликнул Кессельгут.

Он высунул ногу из воды, обработал ее щеткой с мылом и спросил:

— А нельзя ли подождать с лыжами, пока я не высохну?

— Рlease, Sir, — сказал Тони, как международный инструктор лыжного спорта. — Подожду вас внизу, в холле. Я принес вам пару лыж. Ясеневые, первый сорт. — И он вышел.