— Проходи на чорпаю, Мишавой, — предложил Пулат гостю, а сам, взяв коня под уздцы, повел в дальний угол двора. Привязав его к колу и, задав сена, он вернулся к другу. — Здоров ли брат мой и его семья, благополучно ли доехал? — Получив утвердительные ответы и ответив на подобные же традиционные вопросы гостя, Пулат извинился и снова занял свое место, шепнув парню, чтобы тот быстренько собрал на чорпае чай.
Хашар такое дело. Кто бы ты ни был — важный гость или уставший путник, но коль скоро ты оказался рядом, то немедлено подключайся, выбрав дело по силе своей. Истокин, хорошо знавший обычаи народа, отказался от чая и, направившись к дому, стал внизу накидывать крюк на ручку ведер.
Работу закончили часа в три дня. Участники хашара помогли хозяевам помыть лопаты и кетмени, ведра и мастерки, смыли грязь с себя и заняли места на суфе, где был расстелен большой праздничный дастархан. По случаю такого события хозяин дома заколол овцу. На дастархане разложили свежеиспеченные лепешки из пшеничной муки, затем в касах подали жирную, пахнущую ароматом различных трав и специй шурпу. В каждой касе было по большому куску мяса. После шурпы принесли баранину, испеченную в тандыре. Затем по кругу пошла пиала с кок-чаем. В беседе, что текла неторопливо, принимал участие и Истокин, которого в кишлаке все хорошо знали. Любой человек, а дехканин в особенности, живет надеждой. Поэтому и речь за дастарханом шла о видах на предстоящий урожай, о дождях, без которых невозможен хлеб на богаре, о весенних селях, об учебе в ликбезе и о многом другом, что волновало сердца бандыханцев.
К пяти часам гости стали расходиться и за дастарханом остались тога, Истокин и Пулат. Сиддык все время сидел рядом с дедом, он и теперь остался здесь.
— Хорошо сделал, Пулатджан, что накрыл трактор, — сказал Истокин, — но еще было бы лучше, если бы он стоял под навесом. Железо, сам понимаешь, пойдут дожди, начнет ржаветь.
— Все сделаю, Мишавой, — успокоил Пулат.
Истокин одобрительно кивнул и добавил:
— А я ведь, брат, по очень важному делу к тебе приехал.
— Случилось что? — с тревогой спросил Пулат.
— Вообще-то ничего особенного, — ответил Истокин, — но…
— Говори, Мишаджан.
— Ты, Пулатджан, тракторист, значит, человек государственный, — сказал Истокин. — Это так же верно, как и то, что я здесь. Трактор, сам знаешь, машина, которая не устает, может работать круглый год, верно?
— Ага.
— Правда, его останавливают зимой на месяц-полтора, но это для того, чтобы подлечить, как говорится.
— Об этом нам на курсах рассказывали, — согласился Пулат.
— В Бандыхане твой трактор проработал месяца два и теперь вынужден бездельничать до самой весны, то есть не давать пользы государству.
— Разве мало пользы принес он дехканам, Мишаджан? — спросил тога.
— Он должен приносить больше, тога, — сказал Истокин.
— А что я могу сделать, если не все бандыханцы дали согласие? — произнес Пулат.
— В том и загвоздка, брат. Здесь не все решились, а в других кишлаках его требуют дехкане, каждый день обивают пороги окружкома.
— Тогда заберите его, — предложил Пулат.
— Забрать недолго, только кто им будет управлять? Нам трактор нужен вместе с тобой, Пулатджан. Вот я и приехал поговорить с тобой. Может, переедешь с семьей в Шерабад, мы тебе дадим дом и двор. Будешь постоянно жить там, а работать в кишлаках, а?
— У него здесь хозяйство, Мишаджан, — сказал тога, и Истокин понял, что этого человека волнует предстоящее одиночество, — надел земли. Кому он все это оставит?
— Да хотя бы вам, тога, — сказал Истокин.
— Я без тога и хола никуда отсюда не уеду, Мишавой, — произнес Пулат. — И потом… до лета, по крайней мере, пока не уберу урожай и… пока жена не разрешится…
— Ясно, Пулатджан, — сказал Истокин и встал из-за дастархана. — Думаю, что наше начальство пойдет тебе навстречу. Подождет до лета и дом выделит такой, чтобы обе семьи могли уместиться. А теперь… Хайр!
В 1929 году, когда семья Пулата, в том числе и тога с женой, перебрались в Шерабад, в Бандыхане выдался хороший урожай, особенно на землях, вспаханных трактором. Такого, по словам стариков, здесь еще отродясь не было. У дехкан, решивших обождать с трактором, и у зажиточных урожай тоже был неплохим, но все же почти на треть меньше. И эти результаты не требовали особой агитации за трактор, почти все бедняки кишлака поспешили заключить договора с агроучастком.
Дом Пулату предоставили большой. Он стоял на окраине города, рядом протекал арык, а за ним простиралась степь, поросшая янтаком и тамариском — верным признаком того, что почвы эти сильно засолены. Говорили, что дом принадлежал какому-то чиновнику бека, сбежавшему с семьей. После революции в нем, оказывается, жили работники различных советских и военных учреждений виллойята. Видно было, что они ненадолго задерживались в нем, так как двор и дувалы были запущены, конюшня, хлев и сараи требовали основательного ремонта, а большинство деревьев засохло.