Взгляд капитана все такой же твердый, самоуверенный. Никакой трещины. Просто он вышел подышать чистым воздухом.
— Опять в шахматы? — спрашивает Младен, когда они немного отходят.
— Да.
— Не понимаю нашего капитана. Человек как будто способный, серьезный, а только капитан… Он мог бы добиться большего!
— Чего, например?
— Создать себе положение, не торчать на одном месте! Выдвинуться. У него связи — его уважают…
Иван не согласен с этим. Величина человека не в положении или звании, и не в карьере, а совсем в другом. Но ему сейчас все кажется бессмысленным и не хочется говорить.
«Интересно, почему капитан так смотрел на меня? Понял что-то? А может, из-за Сашо?»
— Думаю, они тебе понравятся, — говорит Младен.
— Кто?
— Марта! Красивая девушка, блондинка. Лаборанткой работает на заводе. А другая — Виолетта, дочь директора! Директора завода!
— Ну и комбинатор же ты! Значит, из-за директорской дочки меня тащишь! Хороша ли хоть?
— Слепая!
— Гм! Как это? От рождения?
— Кажется, от бомбардировок Софии.
Иван пытается представить себе слепую девушку. Ее существование кажется ему странным. На миг мелькнуло: что бы было, если бы сейчас ему сообщили, что его жена ослепла! Неужели он ей желает этого? Нет! Пусть себе живет на здоровье, какая есть!
Младен говорит невозмутимым тоном:
— Я должен познакомиться с Виолеттой! Может, завтра в чем-нибудь поможет, — он говорит таким тоном, будто сказал: «Дай на папироску».
— А ты женись на ней! — бросает неожиданно Иван. — На всю жизнь будешь иметь преданную и верную жену. Любящую, признательную. Никакая другая такого тебе не даст. Будешь счастливый!
По лицу Младена пробегает улыбка: «К чему эти глупости? Это невозможно!»
— Может, другая нравится?
— Совсем нет! Ты не знаешь Марты! Вот увидишь ее вблизи, тогда поймешь, что между нами ничего быть не может!
Ага! Значит и для этого парня с пробивной силой есть что-то невозможное. Марта! Наверное, какая-нибудь эксцентричная провинциалка, наглотавшаяся цитат из «правил хорошего тона», писанных дураками; ей известны интимные подробности из жизни знаменитостей, курит она через мундштучок и воображает, что этим делает революцию в общественной морали…
Над городом спустились сумерки, и его обитатели начинают расходиться по домам. Под неоновой рекламой спортивного тотализатора довольно-таки большая группа людей проверяет цифры.
И так каждый воскресный вечер.
«Какой смысл в этом повторяющемся однообразии? Не выдает ли это страха людей перед переменами, не говорит ли о посредственности желаний обыкновенного человека? Уютная квартирка, приличный заработок, хорошая профессия, уважение общества. И непременная воскресная прогулка с женой под руку?»
Только капитан гордо стоит над всем этим.
Раньше и Иван старался вырваться, нарушить этот порядок. Даже считал дни, остающиеся до конца службы и радовался, что покинет этот город… стремился походить на своего командира!
А сейчас? Странно. Ему хочется вцепиться в это постоянство, найти опору…
Неужели его жизнь до такой степени лишена смысла, что письмо жены вовсе выбило его из колеи? Или, может, это просто неосознанная, болезненная страсть настрадаться и наконец поверить в это горе, а на самом деле никакого горя нет.
Младен говорит:
— Остается еще только месяц! Даже как-то не верится!
— Да! Не верится! — глухим голосом отвечает другой.
2
Родиться только для того, чтобы почувствовать себя сытым и одетым, только чтобы продолжить род? Мало! Отвратительно мало!
Младен идет впереди. Его походка свободна, но не небрежна, четка, но не механична. Он шагает так твердо, уверенно, будто ничто не в силах его поколебать. О том же говорят его спокойные темные глаза, самоуверенное, полуулыбающееся лицо. Так идет в наступление борец, не пренебрегая силой противника, не рассчитывая на его слабость, но веря в себя.
Даже на улице Младен не теряет времени. Приглядывается к прохожим, оценивает:
— Вот они, здешние! Благодушные мещане, избалованные, глупые парни, дисциплинированные усердные работяги, педантичные служащие и несколько начальников, старающихся казаться большими. Доволен ты судьбой или нет, а никто ничего не предпринимает, чтобы ее изменить, и дни у таких одинаковы и мелки, как просяные зернышки. Куда им!
Он хорошо изучил этих людей, и его совсем не радует, что он их превосходит. Он только еще раз убеждается, что на правильном пути.
«Зачем так прозябать, когда у тебя достаточно сил пойти дальше!»
Он рассматривает освещенные витрины. Вилки, ложки, ботинки, ткани, радиоприемники, магнитофоны, пылесосы…
Приятно обдумать будущие покупки. Пусть кто попробует обвинить его в мещанстве и некультурности. Когда он достигнет своей большой цели, тогда люди оправдают и не только это. Может, еще назовут некультурность хорошим вкусом, а мещанство — тактом…
Вилки, ложки, ботинки…
Иван тащится за ним. Неожиданно подступившая усталость подкашивает силы. Ноги дрожат, руки оттягивают плечи, голова отяжелела.
Сколько можно идти? Какого черта он связался?