Тривейн

Он наблюдал, как двое мужчин осторожно, с некоторым даже страхом подошли к разложенным материалам. Вначале они были сдержанны, подозрительны, но постепенно размеры обвинительных документов их потрясли. По мере того, как ошеломление уступало место сосредоточенности, Тривейн стал задавать вопросы. Годдард отвечал на них, если хотел ответить, – точными, короткими фразами.

– Пусть цифры рассказывают.

Председатель подкомитета попросил Викарсона съездить в офис и привезти небольшой многопрограммный настольный компьютер. Этот компьютер складывал, вычитал, делил, умножал и распределял данные в шесть колонок по возрастающей. Без него, сказал Тривейн, им понадобится неделя, чтобы разобраться и прийти к каким-либо выводам. С помощью же компьютера и при некоторой удаче работу можно завершить к утру.

Джеймс Годдард мог бы закончить эту работу через два, максимум три часа. Прошло уже четыре, а конца все не было видно. Любители, что и говорить.

Время от времени Тривейн обращался к нему с вопросами, ожидая немедленного ответа. Годдард только посмеивался про себя, обнаружив, что ответы мало что говорят вопрошающему, поскольку находятся вне сферы его компетенции. Между тем Тривейн приближался к финишу. Теперь ему нужны были имена тех, кто должен за все отвечать. Годдард мог бы легко их назвать – Гамильтон и его безликая масса «заместителей» из Чикаго. Люди, всегда остающиеся в тени, скрытые от посторонних глаз, заправляющие в то же время колоссальными национальными и интернациональными договорными обязательствами.

Они никогда не пускали Годдарда к себе, на свой уровень, не дали ему шанса показать, что он может квалифицированно, а подчас даже более грамотно, чем они, составить финансовые проекты и планы, так подогнать данные в пятилетних показателях, чтобы скрыть провалы и нестыковки. Ему и так частенько приходилось сочинять хитрые ходы в сфере своей деятельности, чтобы покрыть ошибки, заложенные в основном отчете, ошибки, которые могли привести к финансовому краху в различных секторах «Дженис». Как часто своей работой он предоставлял неопровержимые доказательства того, что он не просто главный финансист «Дженис», но единственный человек, умеющий исправлять ошибки в генеральном отчете.

И никогда никакой благодарности из Чикаго, ни строчки – только бесцветный голос по телефону, всегда одинаковый. Да, они признательны ему, благодарят за помощь и подтверждают, что его роль как президента сан-францисского филиала неоценима. В общем, достиг потолка и больше не претендуй ни на что.

Но с окончательным анализом он ничего не мог сделать, и его легко могли подставить теперь для публичной порки. Или повешения? А когда это случится, поздно будет что-то доказывать, да он и не сможет ничего доказать. Абсолютно ничего. Ибо весь его «вклад» станет очевиден всем и каждому. Этот «вклад» целиком на него и ляжет.

И все же выход есть. Его единственный шанс.

Быстро подняться на верхушку конгломерата, более могущественного, чем «Дженис». В правительство Соединенных Штатов.

Подобные сделки совершаются каждый день, они имеют вполне приличные объяснения: консультант, эксперт, советник по административным вопросам.

Правда, в таком случае придется распроститься с милым домом в Пало-Альто, распрощаться с прелестными холмами, так успокаивающе действующими на него. С другой стороны, придется распрощаться и с женой: она никогда, никогда не согласится. Но это уже плюс.

А главный выигрыш – чувство покоя и благосостояния. Ибо его вклад будет оценен как выдающийся и, что самое главное, необходимый. История восхождения «Дженис индастриз» насчитывает двадцать лет. Для того же, чтобы распутать этот невероятный финансовый клубок, потребуется десятилетие.

И он, Джеймс Годдард, эксперт, выдающийся экономист, может сделать это. А делать придется в любом случае, ибо, помимо всего прочего, «Дженис» – неотъемлемая часть истории Америки двадцатого века. Он впишет эту часть американской истории во всемирную – на тысячелетия. Тысячи лет ученые будут изучать ее, представленные им цифры, вчитываться в его слова, отдавая дань его знаниям.

И само правительство, даже там, на самом верху, где принимаются решения, признает его незаменимость.

Никто не в состоянии сделать то, что сделал он.

И единственное, чего он добивается, – признание. Неужели Гамильтон со своими бесцветными помощниками в Чикаго не в состоянии этого понять? Не денег, не власти – уважения и признания.