Вообще же, если отвлечься от политики, — и в самом деле тут красиво. Особенно в погожий весенний день, такой, как сейчас. Хотя все еще месяц вантоз, но по старому календарю давно уже март. А март в Париже — считай почти что май по-нашему. Ну апрель-то — точно. Тепло, солнечно, почки на деревьях набухли, снега нет давно и в помине. После жуткой зимы, когда на Рождество ударил мороз ниже двадцати градусов, мне, честно признаться, вспоминать тот момент даже не хочется, — так просто радость для души. Самое то настроение для решающего выступления…
С этим настроением я и вхожу в новоявленный храм науки. Наплевав на свой изношенный до рванья мундир и ненормальную, любому заметную худобу. Сегодня они не должны мне помешать. Я это точно знаю!
По гулким паркетным коридорам с высокими потолками, мимо спешащих куда-то студентов — ну до чего знакомая картина! — проходим с Ампером к отведенной для доклада аудитории. Ампер мне будет ассистировать, потому у него с собой папка с некоторыми справочными материалами. Оглядываю аудиторию. Ну… Не так, чтоб битком. Но народ есть. В основном, как я понимаю, преподавательский состав. Академики. Некоторых знает Наполеон. Некоторых — даже я. Монж, Лагранж, Лаплас, Бертолле, Фурье. Но до черта и таких, про кого мы с Бонапартом не знаем ни шиша. В основном — как я понял — знакомые Ампера, молодые ученики Школы. Так сказать — будущее французской науки. Что-то из него выйдет? Шарль, завидев нас, встает и любезно сопровождает на кафедру, к доске. Объявляет слушателям, что докладчик прибыл и готов начать выступление. Представляет мою скромную персону: «Генерал, артиллерист». Ага… Спасибо, что не император!.. Аудитория встречает это выжидательным молчанием. Понятно: кто про меня слышал до того хоть что-нибудь?
Что ж — услышите сейчас. Выхожу к доске. Беру мел.
— Уважаемое собрание! Тема моего выступления называется «Принцип реактивного движения» и в общем виде описывается следующим уравнением…
Неловко, конечно, перед Циолковским — как и перед Высоцким — но что делать? Будем надеяться, что в этом мире Константин Эдуардович выведет формулу уже в какой-нибудь более продвинутой области. Скажем, основы неравновесной хронодинамики…
Что ж — похоже, что в Европы мы таки проникаем. Постепенно… Артоф сидит в Лондоне, миссия ДС в Испанию добилась впечатляющих результатов (да еще каких!). Вот мы уже и не абы кто, а вполне и весьма уважаемые люди. Дорого, правда, обошлось — Котенок, Котенок, «Ла Гатито»… Как же нас мало (зачеркнуто). Но — есть плацдарм, появилась живая информация о местных порядках, зацепились даже кое с кем на сотрудничество. Вполне созревают условия для посылки группы уже непосредственно в самый центр гадюшника… Только посылать пока рано: фигурант наш еще не дошел до кондиции. Хотя Тулон уже взял… Но, по порядку…
Оставив семью в Лавалетте, Наполеон отправился в Ниццу, где стояла часть его Гренобльского артиллерийского полка. Тут, как утверждают информаторы Падре, ему повезло. Буквально сразу по приезде он встретил генерала Жана дю Тейля. Этот дю Тейль был братом другого дю Тейля — Жан-Пьера, бывшего начальника артиллерийской академии в Оксоне и очень хорошо отзывавшегося о Бонапарте во время его там пребывания. В революцию пути братьев разошлись. Жан-Пьер отправился на гильотину, как роялист, а его брат перешел на сторону народа и сделал недурную карьеру — на момент встречи с Наполеоном он был командующим артиллерией итальянской армии. Он сразу вспомнил отзывы брата о молодом интеллигентном офицере и тут же взял нашего героя к себе в штат, направив на организацию береговых батарей как своего адъютанта.
Наполеон с ходу развил бурную деятельность. Уже 3 июля он пишет военному министру Бушотту: «Гражданин министр. До сих пор в артиллерии было не принято сооружать пламенные печи вблизи береговых батарей — мы довольствовались простыми колосниками и кузнечными мехами; так как, однако, преимущества пламенных печей общеизвестны, то генерал дю Тейль поручил мне обратиться к Вам с покорнейшей просьбой прислать чертежи: мы получим тогда возможность соорудить на берегу несколько пламенных печей, чтобы сжигать суда деспотов!» С другим письмом на ту же тему в тот же день он обратился к начальнику тулонской артиллерии, прося у него содействия. Но закрепиться на этом поприще ему не довелось — уже через несколько дней дю Тейль послал его как своего адъютанта в Авиньон, чтобы вывезти оттуда орудия и амуницию для Итальянской армии, могущие попасть в руки марсельских мятежников.