Триумф безголовых

Ярость вымотала монстра быстрее, чем суета. Вскоре его стрекотание стало прерывистым, а дыхание хриплым. Прежде себур все время двигался, но теперь стал делать остановки. Сначала короткие и редко, но затем они стали все продолжительнее и чаще.

Баррелий тоже вымотался. Но он, в отличие от противника, сохранял хладнокровие – насколько это удавалось, – и следил за своим дыханием. Что и позволило ему вскоре контратаковать, когда чудовище снова остановилось на передышку.

Привыкнув, что человек лишь бегает да изредка отмахивается мечом, себур растерялся, когда монах вдруг ринулся прямо на него. Само собой, растерялся он лишь на миг, но ван Бьеру этого хватило. Прежде чем тварь опять замахала ручищами, он подскочил к ней и сунул факел в ее раззявленную пасть.

Себур издал совершенно невообразимое стрекотанье, похожее на треск рвущейся ткани, но намного громче и…

…И в зале наступила тьма.

– Факел! – крикнул я стоящему у другой бойницы Таврию. – Дайте факел, святой сир!

– Что?! – переспросил ошалевший курсор. Он тоже следил за язычником, затаив дыхание, ведь в этом бою от победы человека зависели и наши жизни. А что творилось во мраке, можно было определить лишь по шуму. То есть почти ничего. И все же сам по себе шум давал понять, что бой не прекратился.

Не став повторять вопрос, я просто вырвал факел у священника. Но он не возмутился, ибо был слишком впечатлен зрелищем и напуган. Встряхнуть его могла разве что пощечина. Но мне не было до него дела, ведь я спешил на помощь кригарийцу. Оставшись без огня, он стал беззащитен против чудовища, видящего во мраке. И моим долгом было снова уравнять их шансы.

Однако я опоздал.

Выброшенный из бойницы факел не долетел до середины зала – туда, где ван Бьер и гномье отродье играли в догонялки, – а упал ближе. Поэтому я напряг зрение и слух, дабы понять, что там творится.

Стрекотанья больше не слышалось, равно как ударов мечом. Движения в отблесках огня тоже не наблюдалось. Вконец сбитый с толку, я окликнул ван Бьера, хотя если он погиб, а себур выжил, это была не самая удачная мысль.

– Я жив! – донесся из темноты усталый голос. – А бледный тощий парень свое отбегал. Опасное, но все же глупое создание. Ему бы не погасший факел из глотки выковыривать, а под ноги смотреть, но он решил иначе. Вот и наткнулся пузом на железяку. Надеюсь, святому сиру не станет дурно – тут теперь весь пол в склизкой требухе. Проклятье, как же она смердит!

– Не беспокойся, я не чистоплюй. Мне доводилось видеть выпущенные кишки и даже копаться в них, – ответил Таврий после шумного вздоха облегчения, означавшего, что он тоже рад победе язычника.

– Уверен, в такой горе кишок вы точно не рылись… Ну хорошо, что там насчет пленника?

– Его здесь нет, – доложил я. – Никого больше нет. Наверное, пленника увели отсюда до того, как мы пришли на Тотенштайн.

– Гном их всех побери! – Баррелий выступил из мрака с мечом, заляпанным черной кровью. Руки его также были по локоть в крови монстра. – Ладно, впускайте меня. Поглядим на то, что тут осталось…

Глава 9

– О каком еще пленнике шла речь? – спросил Таврий, когда ван Бьер к нам присоединился.

– Да ищу я одного пропавшего человека, – ответил тот с неохотой. – Была догадка, что его держат здесь, но я ошибся.

Разило от Баррелия, как от выгребной ямы. После того, как он вспорол себуру брюхо, содержимое кишечника твари выплеснулось ему на сапоги и отчасти на штаны. Помимо крови руки кригарийца также были испачканы дерьмом, и перед возвращением в город монаху не мешало бы привести себя в порядок.

– Может, расскажешь мне об этом человеке? – предложил курсор. – А вдруг я сумею тебе помочь?

– Вряд ли, святой сир. Вы же, как и я, понятия не имеете, за кем охотитесь… Кстати, а что это за место? – Баррелий решил перевести разговор на другую тему. – Не то какой-то храм, не то казарма.

– Я думал ты, язычник, разбираешься в капищах лучше меня, – съязвил Таврий, осматривая странную безголовую статую высотой в полтора человеческих роста. Любопытно, что голова у нее не была отколота – именно такой статуя ваялась изначально. Потому что свою голову она держала в левой руке, а в поднятой правой – меч, чей повернутый горизонтально клинок нависал аккурат над срезом шеи. Так, будто этот человек сам себе отрубил голову, но по какой-то причине не умер.

– А это разве капище? – удивился Пивной Бочонок. – По-моему, я гляжу на вашего Громовержца. Ну а то, что он без головы… хм… Возможно, бог показывает одно из своих чудес – у него же их в запасе превеликое множество.

– Но-но, кригариец! Не кощунствуй! – Священник погрозил ему пальцем. – Посмей кто-нибудь изобразить Господа в таком виде, сего богохульника прилюдно высекли бы молниями. Да так, что всю оставшуюся жизнь он гадил бы от страха в штаны при звуках грома… Нет, мне неизвестен этот обезглавленный человек. Хотя постой-ка…

Курсор подошел к изваянию вплотную и всмотрелся в отрубленную голову.