Тритон ловит свой хвост (СИ)

Рядом с местом их вчерашней пирушки стояла машина: трёхосная, с толстыми, словно раздутыми колёсами и длинным кузовом, в котором расположились с десяток кресел. Между кресел горбом выпирал круглый металлический блин примерно по колено высотой. От блина распространялось ровное и низкое гудение. Такое низкое, что у Сорби заныли зубы.

Возле машины стоял усатый человек в кожаной куртке и круглыми жестяными очками на лице. Вокруг него сгрудились парни и что-то с жаром выспрашивали, а человек с достоинством отвечал. Близняшки Понг стояли тут же. Они молчали, не задавали вопросов, но с интересом прислушивались к разговору. Завидев Сорби, они принялись таинственно шептаться и хихикать. Человек в куртке, наверняка хозяин машины, тоже заметил Сорби. Он что-то сказал, забрался на водительское место — и очарование дня разорвал неприятный, резкий гудок, от которого птицы, обсевшие окрестные деревья, всполошились и закричали такими же резкими голосами.

— Сейчас вас шестеро, — сообщил человек, — ждём ещё троих. Они приехали под утро, — пояснил он в ответ на недоумённые взгляды, хотя… какой смысл удивляться, если в тупике вокруг пилона появился ещё один вагон, на этот раз в цветах республики Паламут?

— Повторим для надёжности, — ухмыльнулся кожаный. Птицы, которые начали успокаиваться, разом сорвались со своих мест и полетели прочь, туда, где меньше таких громких и опасных двуногих.

Прошло минуты три, и из Паламутского вагона выбрались трое парней, заспанных и помятых.

— Все в сборе, — удовлетворённо сказал кожаный. — Рассаживайтесь, молодые господа, господин ректор ждёт вас. Нет-нет, вещи брать не нужно! Пусть полежат тут, их никто не тронет.

Глава 11

Холодно…

Фрок Гаспиа, шаркая, подошёл к окну, проверил, плотно ли прикрыты створки. Нет, никто в его отсутствие не открывал окон, не запускал в кабинет холодный утренний воздух. Почему же тогда так холодно? Почему мёрзнут ноги в мягких сапогах из валяной шерсти?

Ломило затылок, словно вышел в зимний день без шапки, зябли пальцы.

Гаспиа позвонил в колокольчик. Двери в кабинет тотчас открылись. Пятясь, в кабинет проник помощник, вкатил за собой столик на колёсах. На нём дымился кувшин с горячим отваром, на блюде — сало водяной свиньи. Мелко порезанное… Хороший мальчик Тубор, помнит, что ректору не разжевать большого куска.

— Спасибо, дорогой.

Кивком отпустив помощника, Гаспиа налил отвара в чашку, отпил глоток. Хорошо!.. Тёплая волна прокатилась по пищеводу, вызвав мгновенную испарину. Будь его воля, Фрок Гаспиа пил бы кипяток. Никогда не понимал, как можно употреблять тёплые отвары, а вот поди же ты… Лекари взбунтовались и крепко-накрепко запретили пить слишком горячее. «Будут язвы, — сказали они. — Будет хуже». Хуже… Что может быть хуже постоянного холода? Только старость.

Ректор Фрок Гаспиа понимал, что всё не просто так. Сердце работало нехотя, вяло проталкивая кровь по сосудам. Спасибо, что работало, не остановилось пока. На год или два его ещё хватит. Успеть бы.

С сожалением отставив чашку, Гаспиа взял из разложенных веером листов бумаги один, вчитался в неровные рукописные строчки. Ро Понг. Хорошая девочка, умненькая. И сестра ни в чём ей не уступает. Он вернул листок на стол. На сердце немного потеплело: не зря он внедрял расчисления в школах первой и второй ступеней, не зря унижался в канцелярии Ничтожнейшего, не зря вёл долгие разговоры со стариками из совета Мастеров, не зря подмазывал чиновников тирана. Вот он, первый набор на отделение расчислителей! Вот те, кто продолжит его дело, кому он сможет доверить…

После короткого стука в двери заглянул Тубор.

— Они приехали, ректор.

— Сколько их?

— Девять. Луто Калабрино отказался.

— Чем объяснил?

— Семейное предприятие, — пожал плечами помощник. — Его отец собирается передать управление Луто, а расчисления считает блажью.

— Жаль, — поджал губы ректор. — Умный мальчик, он подавал надежды.

— Вы правы, ректор.

— Хорошо, — опираясь на край стола, Гаспиа поднялся. — Скажи, я скоро буду. Впрочем, не говори ничего, пусть ждут в зале общих собраний. Я скоро буду.

Тубор вышел. Ректор снял шерстяной плащ, кинул на спинку кресла. Туда же отправился тёплый вязаный колпак. Из недр шкафа появился форменный камзол: с позументами, орденом Тритона в петличке, с позолоченными пуговицами, на каждой герб училища — перо и счёты. Сапоги сменились тяжёлыми ботфортами. Ректор выпрямился, плотно сжал губы, выпятил подбородок. Он — Фрок Гаспиа, тот, кого за глаза называют Великим. Ученики не должны видеть его немощи, довольно того, что о ней знает Тубор. Редкая поблажка — форменная трость с набалдашником в виде головы тритона. Одна из двух поблажек, на самом деле. Вторая — основательное кресло в зале общих собраний. Он всё же не молод, и имеет право вести занятия сидя.

Не доходя до зала общих собраний, он свернул в сторону, прошёл коротким узким коридорчиком. Здесь ещё во времена Гур Угона устроили маленькую комнатку, из которой можно было тайно наблюдать за залом общих собраний. Ректор присел на шаткий табурет, прижался лицом к стене.