Тритон ловит свой хвост (СИ)

Ничтожнейший, вот как его зовут! Гур Угон сделал зарубку в памяти. Храмовники доверяют ему, на людях они используют иные имена. Надо же, Ничтожнейший…

Гур Угон достал ключ, отомкнул потайное отделение стола, выдвинул оттуда дальнослух. Жрец принял наушник, качнул рычаг:

— Узел, три-семнадцать-хвост, — распорядился он. Выслушал ответ, скривился: — Да. У меня есть полномочия!

Замер в ожидании. Ректор представил, как на станции дальнослуха зажужжали моторы, защёлкали реле. Или там тоже уже стоит Расчислитель? Это было бы неожиданно. Но неважно, потому что жрец дождался ответа — и заговорил на гортанном тайном языке Храма.

Ректор не дрогнул лицом. Не в его интересах развеивать заблуждения жрецов. Склонны считать свой язык тайным — пусть их. Стальная лента в стене движется, записывает звуки. Потом, если потребуется, Гур Угон потребует расшифровку этого разговора.

Нижний придавил рычаг и положил наушник.

— Ничтожнейший даёт разрешение, — сказал он. — Наблюдайте, изучайте. Любую новость я должен узнать первым. Мой номер — шесть-двадцать четыре — урмал. В любое время дня и ночи, ректор. В любое время.

Он коротко кивнул и вышел.

Не успели стихнуть его шаги в галерее, как в кабинет ректора вбежал Гаспиа:

— Он пропал, ректор! — вместо приветствия выпалил он. — Совсем пропал!

— Кто? — не понял Гур Угон.

— Свет!

— Какой… — начал ректор, и тут смысл сказанных слов дошёл до его сознания. — И что там теперь?

— Темнота, — развёл руками Гаспиа.

— Стена с прожилками? — переспросил Гур Угон.

— Нет, господин ректор, там тёмное пятно…

— Так что же ты молчишь?! — закричал ректор. — Свет пропал да свет пропал! Но ведь что-то появилось? Оказывается, темнота! Светопись идёт?

— Постоянно, — доложил Гаспиа.

— Как только листы просохнут, сразу ко мне. Все, что готовы, — сдерживая себя, чтобы не закричать снова, распорядился Гур Угон. — Понятно, Гаспиа?

Помощник просветлел лицом.

— Будет исполнено, господин ректор, — отрапортовал он и выскочил за дверь.

Гур Угон с минуту смотрел ему вслед. Не ошибся ли он, сделав этого человека своим помощником? Работоспособен, усидчив, исполнителен, но совершенно безынициативен! К чему были все эти крики? Он, Гур Угон, что, в силах вернуть пропавший свет? Гаспиа должен был прийти сюда с готовыми светописными листами. Час — полтора ничего не значат. Ну пропал, ну и что? Господин ректор, видимо, с ходу предложит три — четыре нетривиальных гипотезы? Так, надо думать, полагает болван Гаспиа? Не зная ничего, кроме самого факта, что света нет. И как ему теперь обедать? Ведь кусок в горло не полезет! О Тритон, с кем приходится работать…

Пожелав Гаспиа всяческих несчастий и отведя, тем самым, душу, Гур Угон спустился в академическую ресторацию, где и перекусил. К его радостному удивлению, аппетит не пропал, а даже усилился, и после обеда ректор вернулся в свой кабинет в хорошем настроении, изрядно, впрочем, поправленном старым вином, которое оставил ему Нижний. Жрец знал толк в выпивке.

Свежие, ещё горячие листы ждали ректора на рабочем столе. Тут же, с видом сосредоточенным и занятым, уткнув в светописную бумагу взгляд, сидел Гаспиа. Завидя ректора, он вскочил, освобождая место, и доложил:

— Здесь несколько минут до и после исчезновения света. Светопись идёт непрерывно, два листа в минуту. Я распорядился доставлять их к вам по мере готовности.

— Ладно. — Ректор остановил его движением руки. — Сам смотрел?

— Конечно, господин ректор, — произнёс Гаспиа.

— И что?

Гаспиа ощутимо смутился, почесал подбородок, зачем-то схватил себя пальцами за кончик носа и дёрнул его. Потом покрутил головой, набрал в грудь воздуха и выпалил:

— Там люди!

— Что? — опешил Гур Угон. — Не опился ли ты на ночь настойки жгучего корня? От неё хорошо спать, я знаю, но, если переусердствовать, случаются видения!

— Ни в коем случае, господин ректор! — выпрямился Гаспиа. — Я вообще ничего не пью на ночь, даже воды. Я знаю, это звучит странно, даже глупо, но посмотрите сами. Вот с этого места. Здесь, как видите, свет ещё есть.

Он разложил листы веером, отделив чуть в сторону один.

— А вот свет пропал, и тут тьма, а во тьме, — он замешкался ненадолго, подбирая слова, — а во тьме тени…

— Тени, — пробормотал ректор. — Тьма есть, тени тоже есть, — он посмотрел на Гаспиа, — а люди… откуда тут могут быть люди, что ты вообще несёшь, откуда ты…

Он не договорил. Он увидел.

С минуту Гур Угон сидел неподвижно. Гаспиа замер рядом и, кажется, даже не дышал.

— Какие удивительные тени, — незнакомым голосом произнёс ректор Гур Угон. — Какие странные… несусветные тени. Что я должен сообщить Нижнему, как ты думаешь? А если окажется, что над нами кто-то подшутил? Расположил перед приёмной линзой, — он в растерянности пошевелил пальцами, — э-э-э… какой-нибудь экран? Два воздухолёта, между ними полотно…

Гур Угон нанизывал беспомощные слова, вязал длинную, бесполезную фразу. «Тритон, — крутилось в голове, — что за чушь я несу? Что подумает про меня это ничтожество? Он подумает, что я теряю лицо!». Замолчал, посмотрел в сомнении на Гаспиа, словно ожидая от него… чего?