Тритон ловит свой хвост (СИ)

— Ни в коем случае! — загородился руками Жогин. — Вдруг, действительно, платят хорошо? Мой-то сын в частной школе учится, откуда мне знать, как у вас, в муниципальных?

— Херово у нас, — поджал губы Никита Николаевич. — Хотя на жизнь хватает. Даже в Турцию летал.

Коньяк — напиток коварный. Не такой прямолинейный, как водка, но по мозгам даёт будь здоров! Выпил Трепников всего ничего, но захотелось ему уже прихвастнуть и даже пустить пыль в глаза.

— В Хургаде был, — продолжил он, — фараонов смотрел. Всякие конференции, симпозиумы.

«Боже, что я несу!», — мелькнула в голове трезвая мысль. Трепников выпрямился и отодвинул бокал:

— Ты, вообще, зачем спрашиваешь? Твоего сына учат плохо? Кстати, почему он школьник? Ты же мой ровесник, ему пора собственную семью давно иметь.

— Поздний, — отмахнулся Илья Витальевич. — От второй жены. И учат хорошо, но я не об этом.

— Тогда о чём? — потребовал Никита Николаевич. — Не просто же так ты этого богатства натащил?

— Это копейки, — пренебрежительно ответил Илья Витальевич.

— Копейки?! — возмутился Трепников.

— Копейки, — подтвердил Жогин. — И для тебя будут копейки, если согласишься.

— Не понимаю, — сказал Трепников.

Жогин посмотрел на Антона. Тот криво ухмыльнулся, раскрыл ноутбук и развернул его экраном к хозяину квартиры.

— Пожалуйста.

— Что это? — начал Никита Николаевич и замолчал. Глаза его округлились, потом он замотал головой: — Чушь какая-то. К чему этот мультик?

— Это не мультик, Никита, — ответил Жогин. — В том-то, чёрт возьми, и дело, что это не мультик! Это самая реальная реальность. И чтобы с ней разобраться, мне нужен ты. Ты же астроном, я не ошибаюсь?

Жогин рассказывал несусветные вещи, а Никита Николаевич пожирал глазами фильм на экране ноутбука. Когда ролик кончился, запустил и посмотрел его ещё раз. Гости терпеливо ждали. Наконец Трепников остановил воспроизведение и закрыл ноут.

— Налей, — потребовал он. — Да больше, больше!

Антон набулькал ему половину бокала. Трепников выпил коньяк в два глотка, схватил с тарелки кусок рыбы и стал, смаргивая слезу, сосредоточенно жевать.

— Что я должен делать? — закусив, спросил он совершенно трезвым голосом.

— Для начала уволиться со своей работы, — ответил Жогин. — Сегодня среда, завтра пишешь заявление, с четверга приходишь ко мне, должность найдём.

— Завтра не получится, надо предупредить за две недели, — кисло проговорил Никита Николаевич.

— Наплюй, — отрезал Жогин. — Перетопчутся они без двух недель.

— Перетопчутся, — эхом откликнулся Трепников.

Илья Витальевич хлопнул себя ладонью по колену:

— Ладно, пойдём мы. Вот, — он кинул на стол картонку, — моя визитка. Как уволишься, звони. Ты в какой школе трудишься?

— В двенадцатой.

— Ага, — улыбнулся Жогин. — Туда и подъедем. Многое надо обговорить.

— А это? — Трепников кивнул на коньяк и закуски.

— Отдыхай, думай, — сказал Жогин. — Хорошее пойло помогает думать, и наутро голова не так болит.

— А?.. — начал Никита Николаевич.

— И ноут тоже, — ответил Антон. — Там и ещё есть, найдёшь.

Они ушли.

Никита Николаевич выпил ещё. По телу разлилось приятное тепло, но особого опьянения он не чувствовал.

Не алкоголь пьянил его, а перспективы.

Перспективы получить мир на ладони, первым из астрономом увидеть его, изучить, остаться в Истории. Объект, до которого подать рукой. Не в переносном смысле, в самом прямом! Чужое солнце, чужая планетная система, которую не застилают облака межзвёздного газа и пыли, вид которых не искажает влияние чёрных дыр и галактик. Его можно потрогать руками, и если там живут разумные существа, то увидеть их и поговорить…

Он запустил следующий ролик. Рядом со звездой двигалась планета. Она была слишком далека, чтобы рассмотреть подробности, но она была и она двигалась. Чересчур быстро по астрономическим меркам. Чересчур, слишком… А звезда внутри стометровой пещеры — не слишком?

Это нобелевка! Руки у Трепникова задрожали и вспотели, и он лихорадочно вытер их о штаны. Молодец Жогин, что пришёл именно к нему, ах, какой молодец! Главное теперь — не ударить в грязь лицом, выжать из открытия всё, что только возможно. И для этого нужно… Он поискал глазами бумагу. Позорище! У него нет обычной чистой бумаги для записей…

Трепников вскочил, схватил с серванта первую попавшуюся тетрадку, выдрал чистые листы. Прощайте, балбесы! Если мы увидимся ещё когда, то только случайно.

Склонившись над бумагой, Никита Николаевич начал писать. Ах, как много надо учесть, как много важного вспомнить! Ничего, тетрадей ему хватит…

***

Никогда ещё Никита Трепников не работал так много и не спал так мало. Тяжкий труд не приносил утомления, а только лишь эйфорию. Возможно, оно аукнется, но потом, потом! Сейчас же Никита Николаевич творил. Жогин, когда они встретились на следующий день после памятного разговора, принял все его предложения. Несколько мелких замечаний не в счёт, Трепников и так не жаждал быть начальником. Но что касалось науки — всё стало его епархией. Монопольной, единоличной.