Тритон ловит свой хвост (СИ)

Калам кивнул и зашагал по лестнице. Ступени уютно скрипели под его ногами. Возможно, следовало остаться у мастера Рогула? Ведь он приглашал, искренне приглашал расположиться у него. С другой стороны, если он не стеснял учителя, то учитель вполне мог стеснить его. Калам знал себе цену и привык к душевному комфорту, который для него состоял, в том числе, в уединении. Постоянно сталкиваться с человеком, самым лучшим, самым благожелательным к тебе человеком тогда, когда ты ищешь покоя? Видеть незнакомые вещи, встречать следы жизни иного там, где не ждёшь ничьих следов? Конечно, это не касается гостиных дворов или иных мест, нарочно предназначенных для приёма гостей. Там это нормально и правильно, там ты знаешь, что не дома, там ты готов. Так что…

Отперев дверь в отведённую ему комнату, Калам сразу понял, что ошибся. Кто-то побывал здесь в его отсутствие. Кто-то очень осторожный, но слегка небрежный. Для начала, здесь пахло чужаком. Не папашей Рутом и не мастерицей Агой, к их запаху Калам успел привыкнуть. Нет, здесь побывал кто-то иной, отдалённо знакомый, встреченный недавно. Кроме того, его дорожный плащ висел несколько не так. Калам никогда не жаловался на память, запоминать, в каком состоянии он оставил свои вещи, давно стало его привычкой.

Он сел на табурет и задумался. Кому он успел перейти дорогу за те часы, что провёл в городе Умелых? Мастеру Гуку? Вряд ли, набольший воров не стал бы так торопиться. Гук знает, что Калам держит слово, и если обещал не работать здесь, то и не станет. Значит, примитивный грабёж? Кто, кроме папаши Рута, знает о его деньгах? Только Юртун. Но Юртун прибыл вместе с ним на «Морской птице», он матрос и если хотел ограбить, то мог сделать это в пути. Казалось бы, что может быть проще: стукнуть по голове путешественника, вышедшего на нижнюю палубу проветриться, и сбросить тело в море? Обшарив предварительно карманы. Значит, это не Юртун и уж точно не капитан «Морской птицы». Перед тем, как взойти на палубу этой посудины, Калам навёл справки, «Морскую птицу» ему рекомендовали люди, которых он давно знал и доверял безусловно. Оставался ещё Другош, но эту мысль Калам отмёл как несуразную. Кто он Другошу? Ведь не серебро же возжелал возвратить старый деспот Венето!

Так или иначе, «Свиная нога» оказалась неудачным выбором. Завтра на рассвете он уйдёт.

— Господин?

Калам обернулся к дверям. В каморку заглядывала мастерица Ага с подносом в руках. Пахло умопомрачительно, и Калам на миг заколебался. Съезжать из гостевого двора, где так вкусно кормят? Не дурак ли он?

— Благодарю, мастерица, — кивнул Калам. — Скажи папаше Руту, что мои планы изменились. Я проведу у вас только одну ночь. Жаль, но дела требуют. А ужин оставь, — добавил он, завидев, что Ага вознамерилась унести поднос. — Я слишком голоден, чтобы отказаться от твоей стряпни.

— Вот это правильно, господин! — обрадовалась мастерица Ага. — Про мою стряпню всякий скажет, что ею и тирану подать не зазорно. А съехать… съехать в любой час можно!

Воркуя так, она быстро сгрузила содержимое подноса на стол перед Камалом.

— Кушайте, господин, — умильно улыбнулась она, отходя к дверям. — А утром всё и решите.

Взявши нож, Калам приступил к еде. Как и днём, мясо было выше всяких похвал, даже и холодное. Он и не заметил, как умял под пиво половину порции. Эх, хорошо!..

Какой-то звук сверху привлёк его внимание. Птица прошла по черепичной крыше? Или ветер шевельнул металлические карнизы? Подумав, Калам решил не обращать внимания. Мало ли какие звуки могут случиться в незнакомом месте…

Глава 6

Небо было высокое до головокружения. Но в него всё равно хотелось смотреться. Что ещё делать, если в кои-то веки раз выполз на девственную природу? Фёдор Параминов сплюнул травинку, которую грыз уже минуты две и сгрыз, измочалил до потери удовольствия. Трудно считать место, где когда-то подорвали ядерный фугас, девственным, но, если охота, об этой малозначительной детали можно забыть. Железо за прошедшие годы почти сгнило и уже не пахнет даже ржавчиной.

Если не принюхиваться.

Фёдор поёрзал в раскладном кресле. Хорошо!.. Солнце проглядывает сквозь кисею облаков, поэтому греет, но не жарит. Ветер сносит комаров и запах багульника, от которого у него так противно болит голова. Так бы и сидел. Но… что они там копаются?

С минуту Параминов размышлял: встать или обойтись, так и не принял никакого решения, и тут со стороны скал захрустел под тяжёлыми шагами гравий.

— Н-ну? — не поворачиваясь, вопросил Фёдор.

Афанасьев, не отвечая, поставил на попа подготовленный заранее чурбачок и сел напротив. Он был совершенно бледен и глядел ошалело. Настолько, что Параминов с трудом сдержал усмешку.

— Что нашли, спрашиваю? — повторил он.

— Выпить нет, Фёдор Иванович? — спросил внезапно Афанасьев. — Покрепче чего…