Тришестое. Василиса Царевна

– Да все про них, про дармоедов-то. В общем, пустое все это. – Царь Антип прошел к трону, взобрался на него, смерил бояр думских решительным взглядом и посохом пристукнул. – Будет так, как сказывал. Нет пирогов – нет свадьбы!

– А… – поднял руку боярин Филимон.

– Ты, Филька, по делу али опять о пузе своем печешься?

О чем пекся боярин Филимон, узнать царю-батюшке так и не привелось, поскольку на дворе загрохотал колесами возок, и бояр будто ветром сдуло. Смотреть рванули, кто приехал.

– Э-хе-хе.

Царь Антип сполз с трона и заковылял вслед за боярами на двор царский, гостей встречать.

Трое бояр – Семен, Василий и Филимон – сгрудились на крыльце. Щурясь от яркого солнца после темной залы, с завистью взирали они на возок, груженый сундуками. На сундуках гордо восседали Данила с невестой своей Глафирой – платье на ей новое, шелковое, пальцы в перстнях тяжелых, шею лебяжью тяжелые бусы к земле гнут. На голове кокошник простреленный красуется, как символ счастия привалившего. А вокруг возка боярин Трофим вьется, посохом сундуки обстукивает, понять пытается, чего в них и не много ль из дому вывезли – не одна ведь дочка, а цельных четыре, и всем приданого подавай!

Как остановился возок, Данила спрыгнул с него, руку невесте подал. Та в руку предложенную пальчиками элегантно вцепилась, улыбку изобразила, ножку то так поставит, то эдак, ан никак слезть с возка не получается: то платье узкое мешает, то побрякушки перевешивают. А царь Антип на крылечке стоит, бороду в кулаке мнет и тихонько посмеивается.

Мучилась Глафира, мучилась, а опосля плюнула на приличия глупые и бухнулась в объятия Данилины. Тот едва подхватить ее успел – так бы и брякнулась наземь. Постоял Данила с невестой на руках, повертелся туда-сюда – не знает, чего с ней делать: то ли на землю спустить, то ли прямо так и несть к царю-батюшке на поклон-благословение. А Глафира уж к нему ластится, ручками шею Данилину обвила, головку на плечико приложила, любовь свою, значит, демонстрирует да в царя-батюшку глазками стреляет – вот она какая я верная.

– Чего ты в нее вцепился-то? – разрушил царь Антип идиллию ихнею в единый миг. – Калека, что ль, какая, ноги не ходють?

Глафира так ротик напомаженный и распахнула. А Данила Царевич залился краской и спустил с рук невесту. Стоят оба, словно дурни, как дальше вести себя не знают.

– Нет, ходючая, – обмахнулся ладонью царь Антип. – А я уж думал, Трошка брак какой подсунул. А руки-то у ей правильно растут али как?

– В верном месте, не сумлевайся, царь-батюшка, – горячо заверил боярин Трофим из первого спущенного наземь сундука, в который забрался по самые плечи, вороша в нем тряпки. – Я уж расстарался.

– А мы вот поглядим на твои старания.

– Погляди царь-батюшка, погляди. – Боярин Трофим покончил с одним сундуком и полез в другой.

– Матерь Божья! – подивился царь Антип, глаза широко распахивая. – Да куда ж тряпок-то столько?

– Дык куды ж бабе-то без тряпок! – буркнул из сундука боярин Трофим. – В тряпках-то, почитай, весь ейный смысл и кроется.

– Да ну? Слишком много в ней смысла будет! – дернул царь Антип посохом. – Эй, грузи обратно! – скомандовал он слугам.

Двое здоровенных бугаев отодвинули боярина Трофима, захлопнули сундук и, шутя, вскинули его на возок.

– Да как же энто, отец родной? Да что ж энто деется-то? – перепугался боярин Трофим, всплеснув руками, и вцепился в другой сундук, а Глафира стала бледнее белил, что обильно покрывали ее холеное, с тонкими чертами личико.

– А что, прикажешь мне цельный склад строить для ее барахла? Чай, не заграница тут у нас, дефилями вилять да народ смешить. Грузи!

– Не дам! – вцепился боярин Трофим в последний сундук. – Царь-батюшка, помилуй! Баба же…

– Ладно, чего уж, – смилостивился царь Антип. – Энтот оставь. А ты, кобылища, – обернулся он к стоявшей столбом невестке, – чего рот-то раззявила? За хозяйство принимайся. Филька вон, поди, без пирогов уж извелся весь.

– Ох, извелся, – покачал головой боярин Филимон. – Мочи уж нет, как жрать хочется.

– Вишь? – мотнул головой царь Антип.

Глафира ротик захлопнула, головку к супружнику своему будущему повернула и глаза округлила, мол, не поняла ничего. А Данила только плечами пожал.

Над двором царским повисла молчаливая неловкость.

Трое бояр мялись на крылечке в ожидании неизвестно чего. Четвертый, Трофим, уселся верхом на сундук на всякий случай – так вернее.

Глафира хлопала ресницами, натужно соображая, чего от нее все ждут.

Данила сделал вид, будто его все это и вовсе не касается и смотрел в небо, насвистывая.

Царь Антип нетерпеливо постукивал носком сапога.

И тут обстановка разрядилась сама собой.