Тринадцатый хозяин

— Десять плюс десять, выходит, пролетают двадцать тысяч километров, — сообразил я. — А вы не врете?

— В книгах написано, мой юный друг, в самых толстых книгах.

Тут я все понял.

— Вот это да! — воскликнул я. — Теперь я знаю, почему они несут яйца в чужие гнезда. Когда же им высиживать их самим? Десять тысяч километров!

— В один конец, — напоминает Никанорыч. — А сколько опасностей подстерегает их в пути. Вообрази только — бури, ливни, ястребы, вот такие охотники, как ты.

И он похлопал меня по голове.

— Дуры! — сказал я. — Летали бы себе ближе.

— Они летят на родину, мой мальчик.

— Двадцать тысяч километров! Знаете, я не отдам Вильке кукушонка, а похороню его с почетом — под деревом. Камень положу, у меня есть огнеупорный, во какой!

Никанорыч задумался.

— Вот что, — сказал он. — Так сделаем — кукушку ты отдай коту Вильке. В земле она пропадет зря, без всякой пользы, пусть уж ее лучше Вилька съест.

— Ладно, — сказал я. — Пусть ест… Но это последняя моя кукушка. Двадцать тысяч километров!..

А кто будет их бить, так я тому во какие фонари под глазами поставлю.

— Договорились, — сказал Никанорыч. — Только фонари не нужно ставить, а? Ладно?

Вилька слопал таинственную птицу как самую обыкновенную, глазом не моргнул. И помирился со мной, конечно. А я… я перестал бить птиц из праща, не сразу, а года через два — три.

С тех пор много воды утекло. Я вырос, побывал в разных местах, говорил с разными людьми, прочитал много книг. Много нового узнал о себе, о людях и даже о кукушках. Но до сих пор так и не узнал, зачем: кукушки летят к нам с далекой южной родины? Что им у нас светит? И никто еще точно не знает этого…

2

…Стена охнула и упала, пустив облако древесной пыли. Оно тяжело двинулось ко мне, обтекая упавшие балки, доски и кирпичи и ложась тонким слоем пыли на машины, обломки, землю и мои ботинки. И еще из пылевого тяжелого облака выскочил кот. Махнул прыжком и сел. Он грязен, глаза дикие, на усах висели обрывки паутины. Должно быть, он ловил мышей в опустевшем доме. Но пришли машины, и кот затаился.

Теперь он сидел и мяукал, а к нему бежала хозяйка, вдова Пушкевича. Она кричала на ходу:

— Васенька… Васенька…

И, когда-то белый, кот Васька откликался ей жалобным голосом.

Я не мог узнать в нем потомка знаменитых котов Пушкевича. Они гремели среди ребят нашей улицы.

Белые братья

Все перепуталось у меня в голове.

Перепутали мою голову соседские коты.

Соседи — Пушкевичи — имели двух котов, Фальку и Мальку. Оба снежные, оба одинаковые — два родных белых брата.

Фалька смотрел на всех оранжевыми нахальными глазами.

— У, нахалюга, — говорили ему взрослые (его еще звали на нашей улице «Фалька — вырви глаз»).

У Мальки глаза были абсолютно голубыми. Глуповатый и ласковый, он разрешал делать с собой все.

Иногда мне казалось, что он терпит мои щипки потому, что сзади подкрадывается сам Пушкевич. Он возьмет меня за ухо когтистыми пальцами и скажет:

— Ну-с, молодой человек, опять мучаете животное.

Но теперь я понимаю — я щупал и мучил Мальку, чтобы отличить его от Фальки. Вопрос — отчего они такие одинаковые? И такие разные?..

Фалька не боится ничего на свете, а Малька пугается всего, особенно высоты.

Когда его затащишь на крышу, он кричит диким голосом, если его посадишь на край ее, рядом со спящим Фалькой, Малька в ужасе свистит горлом.

Но отчего при этом он не царапает мои руки?

Вопросы, вопросы, вопросы… От вопросов у меня рябило в глазах. Все сутулые люди вроде отца и соседа Кузьмы Дмитриевича мне казались живыми вопросами.

Почему Пушкевича звали именно Сергеем Львовичем, а не Кузьмой Дмитриевичем? Почему человек, если уж он произошел от обезьяны, не сохранил ее хвост? Лично мне он бы пригодился.

Дома я готовил бы письменные уроки сразу тремя ручками, а после лазал по деревьям вместе с Фалькой и там повисал вниз головой.

Почему тетя Поля, о которой говорят, что она «Полюшка — дурной глаз», сказала про Маринку Пушкевич, идущую с женихом: «Девка в лес и хвост за ней».

Почему в лес?.. Какой хвост?..

Зачем отец вместо пейзажей, за которые нам давали денежки, стал писать картины про людей? Он пишет, а его все ругают, потому что отец мой врожденный пейзажист. И денег у нас становится все меньше и меньше, и мама плачет и говорит, что пойдет на работу.

Никто не может понять отца. Не может понять его Васютин, давний специалист по жанровым картинам. Он приходит и срамит отца (за это я выбил стекло в Васютинском доме).

— Я, конечно, понимаю твой соблазн писать человека, — поглаживая бороду, говорит Васютин. — Но ведь ты р-рохля, ли-р-р-ик…

А что такое соблазн? Почему мама теперь говорит, что морковка полезнее яблока?

Почему одного Пушкевича считают у нас на улице настоящим охотником? Даже хвалят — такой, мол, охотник, что его дома ни мороз, ни жена, ни снег не держат. Почему?

Ведь охотником до мозга своих костей был именно Фалька — белый кот с нахальными глазами.

Охотился он за воробьями на тополях, предпочитая этих тощих птичек домашней пище.