Тринадцатый хозяин

— Промахнулся, — сказал он Наде огорченно. — А такая превосходная мишень!

— Игорек, что с тобой?

— Ты лучше посмотри, — сказал он. — Вниз смотри.

— Купальщики?

— Вон, в лодке. Рядом с Соней. Видишь лысину? Огромная, а я промахнулся. Какой я охотник.

— Ты один бы хотел любить? И твоя сестра имеет право на личное счастье.

Игорь скривился.

— Что с тобой? — спросила Надя.

— Ничего, — отвечал он и смотрел на нее непривычным взглядом — оценивающим. Нежная, красивая блондинка. Лицо ее до красноты сожжено сегодняшним солнцем.

«А мне повезло, — думал он. — Весьма».

Он сказал:

— Ты знаешь, я никогда не видел слонов, выходящих из лесу. Мне хотелось бы посмотреть на них хоть раз в жизни.

— Ты меня разлюбил? — спросила Надя сжатым голосом.

— Нет, нет, — испугался он. — Просто день такой. Я узнал, как собаки становятся чемпионами.

— Не понимаю.

Игорь рассказал Наде сегодняшний день. Рассказывал и видел — губы Нади складываются в ту трубочку, которой утром обидел его Лобов.

Но трубочка Лобова была серая, а эта яркая, сочная, вкусная.

— Рада?

— Нет, здесь другое, — говорила Надя. — Я рада видеть твою душу. Ты отдал Рифа тому старику, отдал свою гордость, свои надежды. Теперь я ничего не боюсь в жизни, ничего. И зачем тебе Риф? Погладь меня, ну! Мой смешной, мой красивый, хороший…

Но Игорь только осторожно потрогал пальцами ее волосы — тонкие, легкие. В них путалось солнце. Он убрал руку и снова подумал: «А мне повезло, могла бы любить другого».

— Я что-то устал сегодня, — пожаловался он.

Они взялись за руки. Игорь смотрел на скамейки, приглядывая свободное место, и говорил:

— Мне как-то все надоело. И больше всех надоел себе я сам. Я все делаю глупо. И отчего-то мне стыдно за себя, за сестру, за того старика. Ему я и на глаза не показался. Знаешь, в Африке была эра Великой Охоты, когда били всяких бегемотов. Я сегодня ощущаю, себя таким бегемотом. Красивая была охота — слоны, львы, носороги. Сегодня жарко, как в Сахаре. Вообрази Сахару. Нет, лучше саванну и стада слонов.

— Чего ты хочешь? — голос Нади угас в шепот. — Чего?

— Не знаю.

Игорь зажмурился и смотрел на солнце. Веки просвечивали розовым. Он звал слонов и не мог дозваться. Он только видел красное маковое поле. На горизонте, словно пена, всплывал лес.

Игорь говорил:

— Камерун, Уганда, Берег Слоновой Кости, Нигерия… Если я поеду, ты будешь со мной? Повтори еще.

— Но я не могу, у меня кожа слабая. Возможен рак. Ты хоть немного думаешь обо мне.

Игорь прижал пальцами свои веки — по красным макам прошел ветер.

— Хочу в Африку, — капризно говорил Игорь. — Хочу.

Надя положила руку ему на шею и погладила.

— Но поедем еще куда-нибудь. Да. Я говорила с мамой — она нам дает комнату. А если твоя мама станет жить у нас — что же, гостиная большая, поставим ей диван. Соне вы оставите свою комнату. Пусть и она строит жизнь как хочет.

— Пусть, — согласился Игорь.

Наконец появились слоны. Один за другим они выходили из леса. Сначала они были пятнышками, но вот их ноги, их спины, хоботы…

Отсветы макового поля ложатся на их бетонно-тяжелые животы.

Слоны подошли ближе. У них веселые глаза и лохматые черные уши, как у Рифа, они держат друг друга за короткие хвостики. Но вот слоны подняли хоботы и затрубили:

— Нига… Нига… Нига… — трубили они.

— Игорь… Игорь, — говорила Надя, теребя его за руку. — Опомнись.

Слоны трубили. Косо вниз падало фиолетовое небо.

Игорь открыл глаза.

— Пойдем куда-нибудь, — сказал он. — В кино? В кафе? Кататься на лодке? Куда ты хочешь, о слон души моей?

Белые братья

1

Недавно умер мой дом. Так — подошел бульдозер, прораб кивнул. Бульдозер уперся в дом своим железным лбом и нажал раз и два… После второго тычка мои стены рассыпались, и все удивились, отчего дом не упал раньше, отчего не придавил меня. Прораб тоже удивился и сказал:

— Счастлив ты…

А дело-то было совсем в другом — дом был моим. Дом знал меня еще пацаном и не мог придавить, как не мог кусать меня старый пес Моряк, даже если и сердился. Дом заскрипел бы ребрами и сдержался. Оттого сейчас, когда он рухнул, я стал бесприютен, хотя взамен старого и трухлявого дома мне давали новую квартиру.

…Стена охнула и упала, пустив облако древесной пыли. Оно тяжело двинулось ко мне, обтекая машины и оседая. Оно дотянулось до моих ног и легло на кожу ботинок слоем желтой пыли. Засуетились косиножки, уховертки и пауки. И я увидел свой старый пращ.

Рогатка его почернела, она похожа на два растопыренных негритянских пальца. Вощеные нитки еще держали резину, но та высохла и потрескалась. Кожанка стала сухим комочком.

Мой пращ…

Кукушонок

Мне было лет двенадцать, когда я овладел тайной делать пращи. Сам! Только привязывать резину к пальцам рогатки мне помогал Димка.

Они были великолепны — мои пращи.

Какие рогатки! Какая резина! А кожанки! На них я не жалел даже языки моих новых ботинок. И не зря — замечательные получались кожанки, мягкие, удобно охватывающие камень.

В рогатках, в резине пращей еще могли быть какие-то сомнения, но в кожанках — нет.

Я до сих пор горжусь ими! Да!