Тринадцатый хозяин

— Я плачу, как за взрослого отличного пса, — настаивал он. — Согласитесь, им Рифа еще надо сделать.

— Не продам, — бормотал Игорь, ощущая кружение в голове. И думал: «Как мне хорошо с Рифом».

…Это и припомнил Игорь.

— К черту! — воскликнул он. — Деньги разбегутся, а в кои-то веки попадет такая собака в руки?

Игорю стало ясно, что делать — отдать Макарову деньги и пристыдить, взять Рифа на сворку, а завтра пойти в милицию и соврать, что Риф прибежал сам.

5

«Задам я старику взбучку», — с удовольствием думал Игорь, идя лесом от станции.

— Где здесь дача Макарова? — спросил он молодую женщину в шортах (она несла две полные сумки — хлеб, томаты, кульки молока).

Дорога была узкая, темная, лесная, и женщина шатнулась от Игоря. Но другая — постарше и храбрее — указала на избу, влезшую на гору (она виднелась сквозь сосны).

Игорь и пошел к избе. Она была хороша. Антик! Бревна потрескались, приняли серо-голубой оттенок. В них встретились цвета земли и неба.

Около забора ходил бычок, пестрый, как сорока.

Он ел траву с таким вкусным хрустом, что у Игоря набежала слюна. Подумалось — хорошо бычку жевать травы с изобилием мелких цветов.

— Здравствуй, телятина, — сказал Игорь и остановился. Бычок поднял свою растопыренную ушастую рожицу. Жевать он перестал — трава выглядывала из его рта, но она все пошевеливалась и будто сама собой входила в его черные слюнявые губы.

— Вкусно? — спросил Игорь и разрешил. — Ну, жуй, жуй…

И задумался о вечной схеме. «Бычок ест траву, я ем бычка. Собственно, трава — высшая доброта этого мира».

— Я — бычок — трава, — бормотал Игорь. — Но как мне говорить со старикашкой?

Неловко было Игорю.

Онемели кончики ушей.

— Ерунда! — рассердился Игорь на себя и потянул калитку.

Он прошел мимо дождевой бочки, пахнущей кислым пивом, прошел рукомойник, пригвожденный к столбу. На голубом его козырьке лежал белый обмылок.

За избой Игорь увидел дощатую пристройку со свежими рамами. Около земля утоптана, присыпана опилками. Значит, сделано на днях.

Игорь заглянул в окно пристройки. На строганом желтом полу в позе безнадежности лежал Риф. Он был прикован цепочкой к ножке круглого, тяжелого стола. Рядом поставлены две тарелки. В одной налито молоко, во второй лежат серые куски.

— Мой пес, — шептал Игорь, глядя на Рифа. — Мой.

И его затопила нежность, налилась до самого горла при виде несчастного зверя. Ему бы лучше жить здесь, на даче, есть из тарелок мясо и хлебать молоко. А он несчастен, его тянет в сарай.

Чудаки-дураки эти собаки.

Игорь вспомнил запахи погреба и вонь брошенной в сарай старой обуви. Ему было стыдно.

Риф встал, цепочка его звякнула — Игорь попятился. Ему отчего-то не хотелось, чтобы Риф увидел его. Он снова шел мимо рукомойника, мимо древесной чурки с глазами сучьев и воткнутым в нее топором. А вот и окна избы, маленькие, слепые, стародеревенские.

Они распахнуты, из них выбиваются голоса и табачный дым. «Кто-то сидит, — думал Игорь. — Прислушаюсь-ка. Дело тонкое, посторонние нам не нужны. Но голоса… Ну, это Макаров… А второй?» Игорь высоко поднял брови — второй был голос капитана Лобова, его шепчущий говорок.

Лобов говорил Макарову:

— …Сахаром только чай портишь… Так вот, заговорил парень о твоем Лебо, и мне все стало ясно. И Сергеев уши навострил. Я и взялся. Знай — ты, старче, свихнулся. На твой случай есть статья в кодексе. Гм, статья-то есть, а вот прецедента не имеется. Не помню.

— А Полухин?

— Осторожный человек. Кто может доказать, что именно он увел собаку?.. Нам остается его версия покупки собаки на базаре. А если Лаптев деньги возьмет и скажет — не получал? Ты бы их хоть по почте посылал, что ли… квитанция бы на руках имелась.

— Я широк — тысячу отдаю.

— И здесь удивил ты меня, старче. Интересный принцип — тысяча! Подумаешь, миллионер.

— Мало, мало… Ах, если бы ты увидел пса на болоте, я сам не свой ушел. Лаптев золото в руках держал.

— Все равно много. Твоя идея отдать тысячу просто глупа, хватило бы и двухсот. Налей-ка еще чайцу. С чем ты его завариваешь? Такая приятная горчинка. Так вот, мы могли бы заставить его продать собаку тебе через секцию.

— Не хочу одолжаться. Взял и все, и кончен разговор.

— А такая гипотеза — если тот сюда придет? От денег откажется?

Голос Макарова задвигался. Видимо, старик ходил по комнате.

— Ты слушай меня, — говорил Макаров. — Статья! Мне плевать на все статьи и все кодексы. Есть же, черт возьми, простой кодекс справедливости! Не может быть живое существо безгласным рабом. Оно — поймите вы это — единственное, оно рождено для высшего взлета. А тут вонючий сарай, дубина-хозяин. У него барышни на уме. Рифу нужен другой хозяин, чтобы мог всего себя отдать ему. — Макаров замолчал. Игорь слышал его топтанье.

— Увидел я эту собаку и понял — та! Понимаешь, я всегда мечтал иметь чемпиона, я их по пять штук выращивал. Все искал. Помнишь, держал сразу пять собак.

— Четыре, — поправил его Лобов. — Их клички — Неро, Леди, Джильда и Том.

— А всего я держал девятнадцать собак. Я профукал на них половину зарплаты, мне милее охоты было содержание и выучка собаки. Милее жены, детей, самого себя.

— Но продавал же.