— Ага, — получив от меня предупреждение о жгучем язе, Рейя передумала меня убивать, а теперь, с амулетом, и вовсе смотрела почти дружелюбно. — Я Рейя-на-Эса. В Большом Озере за нашими спинами давно шепчутся, думают, батюшка золотую карфу поймал, вот ему во всех делах и везет. Только никто не знает, что это не карфа никакая, а троюродная батюшкина тетка. Всю жизнь в подвале у нас живет.
Мы пошли по тропинке, оставив за спиной голодного жгучего яза и несколько десятков следов. Рейя чуть впереди, непрестанно болтая и постоянно оглядываясь. Я позади, хмурая из-за того, что открыла этой болтушке свою тайну. Вот же язык без костей! Взяла и выболтала мне все семейные секреты! А если я молчать не стану?
Я хмыкнула, внезапно осознав, что Рейя-на-Эса самый близкий мне по эту сторону Гряды человек. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока я не найду кого-нибудь из своих сестер. Поняла это, видимо, и моя попутчица, потому что вдруг остановилась, оглянулась через плечо и, серьезно нахмурившись, сказала:
— Я никому про тебя не скажу, ты не думай, Эстэри. И прости, что я на тебя накричала. Это от страха. На самом-то деле я понимаю, что нам теперь вместе держаться надо.
Я угукнула и мы потопали дальше.
Минут десять шли молча, потом Рейя вновь начала говорить. Рассказывала о сестрах, о второй жене своего отца, о многочисленных талантах своей бабушки. В общем, у меня уже голова разболелась, когда впереди за ветками деревьев вдруг мелькнул огонек.
— Стой! — я схватила болтушку за руку. — Видишь?
Мы переглянулись.
— А что, если это разбойники? — прошептала Рейя.
— Ты еще скажи, косоглазая Уна[41], что только и ждет, как зажарить нас в своей большой печи и съесть, — возразила я. — Не глупи, Рейя, у тебя же амулет. Даже если там разбойники, то ничего плохого они нам не сделают. Тебе так точно. Идем.
Лесных разбойников в избушке, что светилась тусклым желтым огоньком, не оказалось, как и косоглазой Уны. Вместо нее в доме оказалась огненно-рыжая девушка, метавшаяся в горячке по кровати, да младенец, хныкающий в люльке.
— Вот так повезло, — пробормотала я, не зная, к кому кинуться: к ребенку или к девушке.
— Надеюсь, это не заразно, — проворчала Рейя и, сгрузив на пол сумки, подошла к больной. — Эстэри, может, ты ей амулет на здоровье сделаешь, а?
— Не думаю, что смогу, — ответила я. — Я ведь не целительница.
Осмотревшись, мы поняли, что девушка живет здесь одна — если не считать малыша, который после того, как я сменила ему пеленки, успокоился и заснул, засунув в рот молочный рожок.
Вспомнив все, что мы когда-то слышали или читали о горячечных больных, мы с Рейей сняли с девушки промокшую от пота сорочку и, кряхтя, как две старушки, поменяли под ней простыню, сменив ее на сухую, после чего я осталась около постели, чтобы менять компресс из холодного полотенца на лбу бедняжки, а Рейя решила проверить запасы.
— Тут есть овощи, — крикнула она, подняв одну из половиц возле белой каменной печи. И как только догадалась там поискать! Я бы ни за что не додумалась. — И соленое мясо. И клетка с квочами[42]. Можем суп сварить.
— Можем, — согласилась я. — Если ты сможешь квоче голову отрубить.
— А можем и не варить, — Рейя поставила на место половицу. — Морги, а если она не поправится?
— Поправится, — проворчала я, особой уверенности, впрочем, не испытывая.
Девушка пришла в себя уже утром. Вдруг распахнула мутные от болезни глаза и спросила скрипучим голосом:
— Ты кто?
— Эстэри, — пробормотала я. — Мы… заблудились.
Девушка назвала свое имя — Эри-на-Руп. Избушка, которую мы с Рейей приняли за лесную сторожку, оказалась частью трехдворовой заимки, и до ближайшего большого поселения, которое называлось Красные Горы, было не меньше дня пути, и там, если верить Эри, жил ее настоящий отец — Папаша Мо, который до сего дня свою дочь и в глаза не видывал.
— Мне так и не удалось накопить на представление, — пыталась оправдаться хозяйка домика.
— Ну и нравы у них тут, — шепнула мне на ухо Рейя.
Да уж, что и говорить. Нравы еще те. Мало того, что отец о своих дочерях не знает — в Ильме такое вообразить невозможно, да любой хозяин Двора глотку перегрызет не только за своего ребенка, за любого из дворовых. А все потому, что люди — это самый ценный ресурс. Чем богаче Двор на детей, тем больше дохода он принесет в будущем. А тут, видите ли, она на представление не накопила. Кому представляться-то? Собственному отцу?
— Ага, — нахмурилась я. — А я думала, это мне с Папашей не повезло.
— Да я не о том, — землячка скорчила рожу и стрельнула глазами на руки Эри. — Колец-то нет. Гулящая…
— Не гулящая я, — просипела больная, отворачиваясь к стенке лицом, и мы с Рейей синхронно покраснели. Вот ведь морги! Ведь совсем тихо шептались. — Полтора года назад в Красногорье королевская охота была. Король поохотился и уехал, а егеря и загонщики по здешним лесам еще седмицы две куролесили. Вот в те-то несколько дней я им на глаза и попалась. Даже не помню, сколько их было… Вообще слабо что помню, только что противно было. И больно. Очень. А потом вот Мори родился.