— Вы уверены, Анастасиа?
Он с таким старанием произносил мое имя с ударением на третье А, что я каждый раз внутренне ахала, в хорошем смысле.
— Я искала повсюду в комнате. Коробка не могла испариться.
Инспектор пригладил негустую шевелюру и посмотрел на меня испытующе, как педагог-наставник на нерадивую ученицу.
— Что это были за нарды?
— Старинные, не то, чтобы очень, я их указала в декларации, как личную вещь.
Он кивнул.
— Если ваши нарды действительно пропали… посмотрим…
— Пропали! — упрямо подтвердила я.
Ждала продолжения, а он спросил вдруг, нравится ли мне в Англии, тотчас хмыкнул, видимо, сообразив, что вопрос в текущем контексте прозвучал нелепо.
— Мне нравится, — сказала я. — Нравится этот ресторан и море, и чайки, и старые церкви, и даже… дома.
Он кивнул.
— Простите, не очень верный вопрос.
— Нет, почему, очень хороший вопрос, — засуетилась я.
Мы расплатились — точнее, расплатился он, а я лишь паниковала, решая, как возместить его расходы — и вышли на улицу. Предчувствие сумерек окрасило городской и морской пейзаж в легкую берлинскую лазурь. Усилился ветер, сморщив, измяв морскую гладь. Я не сразу почувствовала холод — обильный ланч и волнение согревали.
— Отвезу вас, если не возражаете, в небольшую гостиницу, она недалеко отсюда. И цены там умеренные, — предложил Нейтан.
Разумеется, я не стала возражать, но и бурно благодарить не смогла. Я была смущена и очень.
Глава 15. Ленинград. Пари
Лечение царапин и моральных увечий на узких скрипучих кроватях в случайно пустых комнатах, где гремит музыка из-за стены, и порывы обрываются стуком не той двери, хотя уже почти всё равно, что было и что будет.
Из отделения милиции Заходского в институт прислали уведомление о «задержании студентов факультета «Мосты и тоннели» Акулова Леонида и Зверевой Анастасии». Благо, что декан был суров и взрывоопасен лишь снаружи, но внутри — добр, как Карлсон, а комсорг потока, близкий приятель Лёни, — разумен и не лишён чувства юмора, что скорее являлось исключением, чем правилом. Примером правила был комсорг группы, природный карьерист, начисто лишённый вышеуказанных качеств. Он попытался провести собрание на полном серьёзе, но, не найдя поддержки среди вверенных ему комсомольцев, стушевался и, не желая отрываться от коллектива, проголосовал за замечание без занесения в личное дело. Ася, оказавшись центром внимания, да ещё и по такой скользкой причине, не умерла со стыда лишь потому, что присутствующий на собрании наглец Лёня строил ей глазки и гримасы, отчего она едва сдерживала смех. В целом разборки ограничились этим фарсовым собранием и вызовом в кабинет главы факультета, где на головы несчастных-счастливых влюблённых обрушился словопад добряка декана. Высказав всё положенное, он отпустил их с миром, с пожеланием учиться, учиться и учиться, как завещал… короче, далее по всем известному тексту.
Приключение в Заходском и его последствия окончательно прорвали плотину Асиной сдержанности, и она утонула в Акулове, как в омуте. Тонуть — опасно для жизни, следовательно, Ася подвергалась ежеминутной опасности, будучи безоглядно влюблённой и сосредоточенной на одном человеке. Внешняя жизнь, тем не менее, тащила одеяло на себя — нужно было сдавать сессию, чтобы перебраться на следующий, последний курс; вечный финансовый крах вынуждал подрабатывать. Потайные рок-концерты и вечеринки не отпускали Леню, а Ася упорно пыталась вытащить его в театр, осуществляя свое вечное подспудное желание войти в зал не в гордом одиночестве, урвав лишний билетик и сгорая от любви к актёру на сцене, а под руку со своим собственным кавалером — она всегда с завистью смотрела на такие пары. Ася выстояла очередную ночную очередь театралов, со списками и утренней зарей над Владимирским проспектом, и удачливо приобрела два билета на хорошие места в театр Ленсовета, на знаменитую «Дульсинею Тобосскую». Лёня в долгу не остался и козырнул билетами на концерт «Машины времени» в «Юбилейном», первый публичный в Ленинграде. «Дульсинея» потрясла Асю, но не слишком затронула Лёню. «Машина времени» была великолепна, хотя группе досталось второе отделение — первое было идеологично заполнено выступлением танцевального ансамбля, и заждавшиеся фанаты забросали бы ни в чём неповинных танцоров гнилыми помидорами, если бы таковые имелись у них в распоряжении. Но помидоров, ни гнилых, ни здоровых, в продаже не наблюдалось совсем, а у поклонников русского рока имелось терпение, взращённое ещё их отцами, хоть и по иным поводам.