Триктрак

— Ерунда, чушь, я совсем не это имела в виду, то есть, это просто банальный джентльменский, то есть, дамский набор. Тебе, наверное, смешно, сама тебя пригласила… и все это так странно случилось, но у меня просто был лишний билет, и я подумала, почему бы не предложить. Мне было кому предложить… между прочим, — она уже с трудом понимала, что говорит, её прорвало, словно плотину на реке.

— Асенька, брось, все нормально, — сказал он, поставив бокал с так и не отпитым шампанским. — Я рад, когда бы еще побывал в театре. Хочешь моё шампанское? Я не пил, я его вообще не пью.

— Только водку? — съязвила совсем осмелевшая Ася. — Ты меня спаиваешь, Акулов? Я же сказала, что не люблю шампанское.

— Ну да, спаиваю, прямо здесь. Никогда еще не спаивал девушек в театре.

— И многих ты споил? Тебе нравится спектакль? — она мгновенно перескочила на другую тему, испугавшись своего вдруг нахлынувшего куража.

— На который из вопросов отвечать? — глаза Лёни искрились усмешкой.

— На второй, конечно…

Зазвенел звонок, извещающий о конце антракта, зрители потянулись в сторону зала.

Ася, задержав дыхание, глотнула шампанского из Лёниного бокала. Отчего все девушки любят шампанское? Или они пьют какой-то другой напиток под этим названием?

Второе действие прошло для неё почти в тумане, лишь к концу, когда драма кульминации завязалась в тугой узел и замкнулась безысходностью, а герой Смолича праздновал любовную победу, которая обратилась поражением и для него, и для его соперника, Ася погрузилась в мир, созданный фантазией и жизнью на полукруге сцены под софитами, и даже на какое-то мгновение забыла о Лёне.

Они почти не разговаривали, пока не вышли из театра и остановились на тротуаре перед уходящим в ночь изгибом моста и светом фонарей, утонувшем в реке, — Ася в замешательстве, Акулов — застегивая пальто.

— Хороший спектакль, — сказал он, то ли искренне, то ли авансом. — Куда идём, Асенька? — спросил, справившись с пуговицами.

— Куда? — она совсем растерялась. — Я… я не знаю, куда…

Она совсем, или почти совсем, не думала, что будет после, боялась, но «после» пришло и загнало в тупик. Голова уже не кружилась, но была звеняще пустой, как и желудок, сдавленный голодным спазмом.

— Я… я домой…

— Домой? — переспросил он. — В общагу, что ли?

— У меня здесь нет другого дома, — ответила она, зачем-то вспомнив ту сцену в комнате: Лариска и Лёня, спрятавшийся под одеялом. Сцена была не нужна сейчас, неуместна, и, чтобы отогнать ее, Ася заговорила о спектакле, о том, как хорошо играли актеры, как ей нравится этот театр. Он слушал, кивал, улыбался, даже поддакивал. Высказавшись сумбурно и нелепо, она замолчала, а Лёня подхватил её под руку и потянул за собой.

— Идем, Асенька, тебе понравится…

— Что понравится? — спросила она. — Что понравится? Куда ты меня ведёшь?

Спрашивала на ходу, летела рядом с ним, стуча каблучками, забыв о новых сапогах, которым вряд ли нравились лужи, куда они попеременно попадали, подчиняясь бесшабашной спешке своей нерадивой хозяйки.

Лёня не отвечал, тянул за собой, крепко ухватив за локоть, словно само собой разумелось, что она должна следовать за ним вслепую, не зная выбранного им пункта назначения. Сопротивляться было неловко, не хотелось показать себя бестолковой пугливой девчонкой, но внутри закипал протест — так всегда бывало, когда Асю заставляли делать что-то, не спрашивая и не объясняя суть. Этот протест она пыталась задавить, потому что ей не хотелось расставаться с Лёней, но хотелось сбежать и расстаться. Впрочем, она сама сунула голову в эту петлю, пригласив его в театр и тем самым дав карт-бланш.

Попытка поймать такси в этот поздний час не увенчалась успехом, но зато на Садовой подвернулся трамвай. Это был родной третий номер, что следовал на Петроградскую сторону, к общаге, и она с облегчением и ужасом подумала, что они всё-таки едут туда, но как ей поступить, если он вдруг пожелает пройти в её комнату, тем более что путь был свободен. Лёлька ушла в ночную смену, она подрабатывала ночной няней в круглосуточном детском саду. Тотчас всплыла и заблистала красками сцена с Ларисой — невозможно пригласить Лёню и остаться с ним наедине в комнате, где он был с другой. И даже если бы не был, Ася стеснялась своей неопытности, ведь она никогда не заходила с молодым человеком дальше поцелуев и объятий. Пригласить ловеласа Лёню в театр было ошибкой, ужасной ошибкой, результатами которой будут лишь стыд и разочарование, а для него — лишний повод посмеяться над глупой романтичной девчонкой.

Когда трамвай, прогрохотав по пролётам Кировского моста, остановился напротив мечети, Ася, достигнув третьей стадии паники и истерики, ринулась к выходу, торопливо прощаясь и благодаря Акулова, но выскочить в моросящую дождем свободу не успела. Он перехватил её руку.

— Ты куда, Асенька? Мы едем дальше.

— Дальше? Я домой в общагу, это моя остановка, — ответила она.

— Но мы же договорились.

— Вы выходите или нет, молодые люди? — зычно закричала кондукторша со своего насеста.