Триктрак

Они вихрем промчались через фойе в гардероб, затем по белой лестнице наверх на балкон амфитеатра, где старушка-капельдинер, укоризненно покачивая белоснежной головой — ох уж эти безалаберные молодые люди, — проводила их в зал. Там уже погасла люстра, и спектакль начался; к счастью, места оказались с краю, и не пришлось пробираться, стукаясь о чужие колени.

Ася села и пару минут приходила в себя, затем уставилась на сцену, стараясь сосредоточиться на том, что там происходит. На фоне старого деревянного дома с высоким крыльцом, верандой, мезонином и палисадником, невысокий, всегда добродушного вида актер, известный и любимый в народе, вопрошал своим особенным тенорком:

«А где же буфетчица? Ещё не пришла? Опять она задерживается».

— Сто лет здесь не был, — наклонившись, прошептал Асе на ухо Лёня, — Хорошо, что вытащила.

«Вытащила», словно они знакомы сто лет и давным-давно хорошие друзья, и она не обмирает, чувствуя тепло его дыхания на своей щеке, запах табачного дыма и какого-то вкусного одеколона.

— И когда ты был здесь в последний раз? — осторожно спросила она, пытаясь войти в роль «хорошего друга».

— Вроде, классе в десятом, — признался он. — Что за пьеса?

— Молодые люди, не могли бы вы замолчать? — прошипел голос слева.

Лёня прижал палец к губам, подмигнув Асе. Как все у него легко и ловко получалось — любой жест, улыбка, усмешка, изогнутая бровь, прядка тёмных волос, падающая на лоб, — словно его создали в момент творческого подъема. И вот он сидит рядом, улыбается, шепчет ей на ухо, как тогда, в такси… Тем временем на сцене появился Смолич — его персонаж, парень разбитной и непутёвый, ухаживал за главной героиней, как умел, просто, без затей.

«Я тебе уже сказала… Пусти», — просила та — тонкая, всегда бледная лицом актриса.

«Я тебе скажу… Зря ты вертишься. Никуда ты от меня не денешься», — убеждал её мягкий баритон Смолича.

Ася словно пустилась в щемящий сердце полет: там внизу, в свете софитов, пылкий Смолич завораживал своими чуть резкими, полными мужской грации движениями, голосом в диапазоне от кошачьего урчания до страстного крика, а рядом — Лёня, от присутствия которого полет получался катастрофично рискованным.

Ася отчаянно сочувствовала бесшабашному герою Смолича, оправдывая его и жалея, так как он был невозможно хорош, потому что девушка на сцене любила не его, непутёвого парня, а заскучавшего от жизни следователя, его роль играл Народный артист. Не любила одного, любила другого, но ни тот, ни другой не понимали её.

«Мне кажется, что ты чинишь палисадник для того, чтобы его ломали», — говорил следователь, наблюдая, как девушка в очередной раз приколачивает сломанную доску палисадника.

«Я чиню его, чтобы он был целый», — отвечала она.

Ася украдкой взглянула на Акулова. Он сидел, удобно устроившись в кресле, смотрел на сцену, но тотчас повернулся к ней, словно поймал, почувствовал взгляд. Она покраснела, благо, что в темноте зала этого не было видно, и отвела глаза.

В антракте Лёня потащил её в буфет, подхватив под локоть, снова называя Асенькой. Ловко проскочил без очереди, заплатил за два бокала шампанского и бутерброды с красной икрой — Ася попыталась слабо протестовать, но он вручил ей бокалы и махнул рукой, показывая на свободный столик в углу: вперед, Асенька! Он был невыносимо нахален и чертовски хорош, и она подчинилась ему, под звуки своих сверкающих медью фанфар.

— С меня, за опоздание, — объявил Лёня, устроившись за столиком и поднимая бокал.

— А я уже думала, что ты не придёшь, — призналась Ася. — Спасибо, но я не очень люблю шампанское, — зачем-то добавила, глядя, как в прозрачном золоте шевелятся пузырьки газа.

— Но это выпью, с… удовольствием, — поспешно поправилась, обругав себя за глупую оплошность — осталось лишь рассказать, что её никогда не угощал шампанским молодой человек.

— Девушки любят шампанское… — произнес Лёня с каким-то, как ей показалось, укором. Или то была насмешка?

Ася глотнула шипучий напиток, горло перехватило, пузырьки ударили в нос. Задержав дыхание, выпила всё, до дна, словно горькое лекарство, которое непременно должно помочь. В голову ударило сразу: целый день ничего не ела, с утра не хотелось, а потом просто не могла.

— Ну да, все девушки должны любить шампанское, ужин при свечах, лепестки роз на… — осеклась, но было поздно, Лёня подхватил тему:

— Совсем, совсем неплохо, — его лицо светилось довольством, глаза потемнели, в их глубине заплескалось шампанское.