Триктрак

Раскин сгреб со стола лампу-летающую тарелку и приблизил к портрету. Неужели нарды были спрятаны в тайнике за картиной? Но это же так просто. Удивительно, что никто из желающих найти клад не заглянул за неё! Мои сомнения озвучили инспектор и хозяин дома.

— Неужели никто не заглянул за картину? — спросил первый.

— Этого не может быть! — воскликнул второй.

Раскин обернулся, сияя самодовольством. Возможно, этот миг хоть как-то уравновесил его разочарование от потери драгоценности, добытой такой ценой.

— Смотрите, — повторил он и ткнул пальцем в круглый живот рыжебородого красавца, обтянутый узорчатым дублетом. Вся компания сгрудилась у картины. Сгорая от любопытства, я присоединилась к мужчинам. Среди затейливых завитушек узора явственно читались два слова «Ван Майер», имя, которое вполне можно было принять за подпись художника, автора картины.

— Это подпись живописца! — воскликнул Монтгомери.

— Это же имя мастера! — воскликнула я.

— Да! — торжествующе объявил Раскин. — Имя мастера, сделавшего нарды. Загляните внутрь коробки и найдете его. Написанное тем же шрифтом. Увидев это имя на шкатулке, я понял, что видел его прежде, и вспомнил где — на картине! Я бросился к портрету, было мало времени, но я успел осмотреть и сфотографировать подпись. Видите, она расположена под углом, заканчивается подобием стрелки и может служить указателем.

Несколько пар наших глаз последовали в указанном направлении, туда, где потолок был окаймлен выпуклым орнаментом. Сейчас затейливая полоса бордюра была разорвана чернеющим нутром отверстия тайника.

— Я поднялся под потолок и, простучав бордюр, обнаружил пустоту. Оставалось лишь найти скрытые под окраской места стыков и вытащить фрагмент, закрывающий тайник под потолком, — гордо объяснил Раскин.

Когда все угомонились, обсудив кульминацию загадочной истории, инспектор произнес короткую речь о степени виновности каждого из участников. Раскин мог быть привлечен к ответственности в случае, если Монтгомери обвинит его в проникновении в свой дом. Интересно, что же написано в письме его прадеда, и почему прекрасная брошь стала позором семьи? Буря за окном совсем стихла, и наступила удивительная тишина, словно природа замерла, озираясь и оглядывая содеянное ею.

— Довезти вас до гостиницы, миссис Зверева? — спросил инспектор Нейтан.

— До гостиницы? — переспросил Джеймс Монтгомери. — Какая гостиница! Вы моя гостья, Анастасия!

Взгляды их пересеклись, затем оба уставились на меня. Альтернатива часто доводит меня до панического состояния, а в данный момент сложность выбора зашкаливала.

— Выбор за вами, миссис Зверева, — равнодушным голосом произнес инспектор.

— Я очень виноват перед вами, Анастасиа, — сказал Монтгомери со страстью в голосе.

Он был бледен и подавлен, и я не могла оттолкнуть его в столь тяжелый для него момент. Хотя, вероятно, я преувеличивала свой потенциал. Может, с его стороны это была просто дань вежливости. Тем не менее, я приняла решение и кивнула Монтгомери.

— Да, Джеймс, я понимаю и останусь здесь, на сегодня.

Сказав это, я ощутила себя скорее матерью Терезой, чем влюблённой женщиной.

Нейтан сухо кивнул и распрощался. Как жаль, подумала я, что знакомство с ним оказалось лишь официальным, и что я, вероятно, больше не увижу его. Хотя, и хорошо, что не увижу.

Через несколько минут полицейские и Раскин покинули дом, а мы остались вдвоём с Джеймсом. Собственно, ради этого я и приехала сюда, на этот далёкий чужой остров.

— Не думал, что вновь окажусь дома, — произнес он. — Весьма благодарен вам, Анастасиа, за помощь, и очень хочу компенсировать ваши переживания.

Я была искренне рада, что с ним все в порядке, почти в порядке. Об этом и поспешила сообщить ему, на что он с улыбкой кивнул. Его улыбка немного ослабила моё напряжение.

— Прекрасная вещь, — сказал он, взяв брошь. — Великолепная работа, чудесные бриллианты.

— Но почему она была спрятана? — осторожно спросила я.

— Видите ли, Анастасиа, это требование прадеда, не желавшего разглашения своей тайны.

— Понимаю, — кивнула я.

— Но тайна уже раскрыта, и я расскажу вам. Но сначала нужно отдохнуть. Меня отпустили из больницы с условием соблюдения покоя, да и вы пострадали. Наверху для вас приготовлена спальня, ещё перед вашим приездом.

Он проводил меня, но не в комнату под крышей, а на второй этаж, в небольшую, довольно уютную спальню с широкой кроватью, покрытой клетчатым пледом. Проводил и ушёл, оставив в желанном одиночестве.