Вождь, предвидя, что замышляется нечто интересное, поспешил за ними следом, даже в дверях оттолкнул необъятным пузом Илью, желая протиснуться первым.
У машины шла бурная диверсантская деятельность. Дверцы были распахнуты, в салоне рылись в поисках наживы местные жители, примеряя на себя пледы, спальники, сапоги и полотенца. Рыболовные крючки красовались в ушах, носах и бровях туземцев. Пирсинг, видимо, тоже был здесь в моде. Прыгая по капоту, как мушкетёры, спиннингами дрались двое мальчишек, рядом девчушка лет пяти катала в песке жестянку с засохшими червями, женщины теребили чехлы и подушки.
— А ну, брысь! — заорал не своим голосом Костя и бросился вперёд.
Дикари замерли на месте, но убираться не спешили. И тут одна из женщин,
неловко выбирающаяся из машины, задела ногой приборную панель, и тут же заорала на всю катушку магнитола: «Солнышко лучистое улыбнулось весело, потому что с корешем мы запели песенку: ла-ла-ла-ла…»
Побросав шмотки, туземцы бросились врассыпную.
— Ага! — радостно заверещал Костя. — Видали?! Вот вам кара небесная!
— Знай наших! Уги-уги! — добавил Илья, забрасывая вещи обратно в машину, предварительно выключив звук.
— Подъедем-к а поближе к «фигваму», — сообразил Костя. — А то опять чего натворят. Эй, Ахтынкулук! Садись, прокачу! — обратился он к вождю, удивлённо разглядывающего машину.
— Колесница — хорошо. Идти — хорошо, — пробормотал вождь, направившись в сторону дома пешком.
— Ну, как хочешь. Моё дело предложить!
Медленно, хрустя попавшими под колёса сухими ветками, машина двинулась в сторону главного строения. А жители отпрыгивали от неё, как от огня. В этот раз Костя запер машину на ключ, но на сигнализацию ставить не стал — а то бегай к ней целый день, как только пацаны захотят погладить железного коня.
— Видишь, Ахтынкулук, уважаемый, — приобнял он вождя, — хорошая колесница — моя! — Он ткнул себя в грудь. — А вот он, и он, и он, — Костя указывал пальцем на местных, — трогать, ломать, плохо!
Вождь, кажется, понял. Закивал головой, мотая яркими перьями, и выставил вокруг крузача вооружённых воинов:
— Колесница стоять. Трогать плохо. Уги-уги — и поднял кверху палец.
— Ага, уги-уги, — подтвердил Костя и подмигнул Илье. — Мировой мужик! — затем достал из багажника отполовиненный ящик водки и торжественно вручил его одному из воинов, показывая жестом следовать за ним в большую хижину.
Вечером у вождя собралось всё высшее общество клана. Огненная вода пришлась по вкусу всем приглашённым. С десяток самых отважных воинов, покачиваясь в такт, монотонно распевали песни, женщины суетились у очага.
— За знакомство! — чокнувшись с вождём, Костя в очередной раз опустошил пиалу, снял со своего плеча нежную ручку Амилы и повёл её за собой на улицу, где на тёмно-лиловом небосводе уже начинали рассыпаться незнакомые частые звёзды. Парочка смело направилась к ближайшим кустам, но они уже оказались заняты.
— Понимаешь, — доносился из густых зарослей голос Ильи. — Дело не в тебе, дело во мне. Я не могу взять тебя с собой, потому что… потому что ты достойна большего…
— Красавчик, — вздыхала в ответ рыжая пышнотелая дама, никак не желавшая отцепиться. — Мой красавчик. Илуха… Иди сюда…
Хоть Костя и выпил изрядно, но в третий день пьянки без перерыва водка уже не оказывала нужного эффекта, лишь слегка туманила разум. Но его остатки подсказывали Косте, что «сам погибай, а товарища выручай». Поэтому, бросив недоумевающую Амилу в сторонке, Костя изо всех сил свистнул, отвлекая внимание рыжеволосой сестры вождя.
— Илья, ты здесь? — гаркнул он, когда шорох в кустах затих.
Спустя полминуты из зарослей выглянула взлохмаченная голова полураздетого Ильи, а за ним на коленках выползла недовольная толстушка, зажимая в руке его майку. Илья осторожно, стараясь не навлечь на себя лишний гнев крупной женщины, вытащил свою вещь из её пальцев, и поспешно натянул на себя, шиворот-навыворот.
— Спасибо, друг. Век помнить буду…
— Будешь должен, — усмехнулся Костя.
— Костян, друг, давай уедем отсюда, пока не поздно, а? Нехорошее у меня предчувствие насчёт этих… сектантов. Понимаешь? — жалобно протянул Илья, уводя своего друга подальше от разъярённой Шатхи.
— Забей! Куда ж мы поедем на ночь глядя, уги-Ильюха? — Костя достал сигарету и протянул Илье. — Утром проснёмся, потом разберёмся.
— Ага, — Илья затянулся, пустив дымок колечком. — Мы за весь день не разобрались. Завтра будет то же самое. Пойду-ка я в дом, подальше от этой сумасшедшей…
Илья рванул в хижину вождя, а рыжая, не отставая ни на шаг, ринулась следом. Костя растерянно остался стоять на дорожке под пристальным взором Амилы, укутавшей обнажённые груди длинными локонами.
— Шатха — плохо. Амила — хорошо. Да?
— Да. Пошли, Милка, пока не передумал, будем делать хорошо. — Костя бросил на землю окурок, затушив его ногой, и по-хозяйски обнял Амилу, увлекая её к злополучным кустам, откуда только что чудом спасся его друг.
— Костя — хорошо, Амила — хорошо, — кивнула в ответ девушка, послушно следуя за своим возлюбленным.
Глава 5
Утро четвёртого дня или что за праздник без мордобоя