Тридцать три несчастья

— об этом не трудно было догадаться по возвышающейся на голове плетёной шапке- короне со множеством ярких перьев и по накинутой на голые татуированные чудны?ми орнаментами плечи пятнистой шкуре. Судя по тому, какое у него было пузо

— настоящий комок нервов — можно было сделать вывод, что должность у него ответственная. Следом из дверного проёма показался сутулый уродец с огромной, разрисованной бурой и белой краской головой, выпученными глазами и свисающими верёвка ми-космами. При виде его Костя заскулил и начал по-змеиному уползать в сторону, отталкиваясь локтями и связанными коленями. Однако бдительные сограждане быстро вернули его на место, пасуя и перекатывая его грязными ногами, как футбольный мяч.

— Вождь — совет! — зычно гаркнул лохматый воин, и толпа притихла.

— Чужие плохо! Ломать плохо! — заверещала выступившая вперёд старушенция с болтающимися на животе грудями и ткнула палкой в притихшего Илью.

— Дерево ломать, корзина ломать, посуда ломать, — поддакивал один из вооружённых дубинами воинов.

— Чужие — хорошо! — вдруг раздался из толпы женский голос, но его обладательница не показывалась.

Дикари без зазрения совести собирались вокруг своих пленников, тыкая в них ветками, древками копий и с интересом рассматривая одежду. Самый смелый голозадый мальчишка лет семи даже умудрился оттаскать Илью за волосы, и свиснуть шнурок с Костиных ботинок.

— Чужие… — задумчиво произнёс местный царёк, и поскрёб редкую бородёнку.

— Чужие хорошо. Ломать плохо…

Приблизившись к чужакам, он скривился и брезгливо поджал губы.

— Здрасьте! — сразу оживился Илья.

— Мужик, ты тут за главного? — заговорщицки зашептал Костя, на виске которого уже надулась внушительных размеров шишка. — Скока тебе бабла надо? Сговоримся…

— Чужие! — «открыл Америку» сектантский главарь, поднимая кверху указательный палец.

С крыльца соскочил головастый уродец и принялся пританцовывать и прыгать вокруг пленников, тыча в них жезлом с перьями и сушёными головами каких-то тварей.

— Дом ломать! Шаман обидеть! Плохо! Очень плохо! Смерть!

От этих слов Костя втянул голову в плечи, Илья принялся биться головой о землю, чтобы, наконец, проснуться, а толпа одобрительно загудела.

От толпы отделилась полнотелая не первой молодости дамочка с растрёпанными рыжими волосами и уверенно подалась вперёд:

— Чужие — хорошо! — затрясла она рукой у носа одного из воинов, и на полной руке загремело множество браслетов.

— Ломать — плохо! — не желал соглашаться воин.

— Дети — хорошо! — констатировала рыжая и шморгнула похожим на прошлогоднюю картофелину носом.

— Господа, — вмешался Илья. — Если вы тут суд устроили, то мы имеем право на адвоката, телефонный звонок и…

Не успел он договорить, как получил удар в живот. Недолго думая, рыжая дамочка оттолкнула воина и склонилась над скрючившимся Ильёй, с жалостливым видом поглаживая его плечо.

На Геннадия уже рассчитывать не приходилось. И без того было ясно, что никакие это не Новосёлки. Ими тут даже близко не пахнет. Дикие, отказавшиеся от всех благ цивилизации сектанты. И никак иначе.

— Ломать плохо, дети хорошо… — медлил сонный вождь, поправляя то и дело съезжающую на ухо шапку-корону.

Головастый размалёванный уродец в сердцах стащил с себя жуткую маску, под которой оказалось старое сморщенное лицо, обрамлённое редкими седыми волосами, плюнул под ноги и стал невразумительно мычать, размахивая руками, указывая на небо, на пленников и в сторону машины:

— Колесница! Демоны! Смерть! — закончил он свою речь, стукнул себя кулаком в грудь и снова плюнул под ноги. Толпа закивала головами в знак согласия.

Но рыжая не сдавала позиций, наступая необъятной грудью на шамана, уже не такого страшного без своей маски, и упёршись руками в полные бока. Толпа гудела одинаково, что на утверждения тщедушного сутулого шамана, что на возмущения рыжеволосой бестии, тоже видимо имеющей немалое влияние.

Илья лежал в пыли, задыхаясь от жары и полуденного солнца. Костя обвёл мутными глазами, один из которых уже начал заплывать от последствия удара, окрестности и орущую толпу и встретился взглядом с темноволосой девушкой, казавшейся ему смутно знакомой. Она стояла на крыльце большой хижины и невозмутимо жевала жёлтый сочный плод.

— Милка! — крикнул Костя и глупо заулыбался. — Милка, родная!

Девушка швырнула огрызок через плечо, вытерла руки о набедренную повязку, поправила белый цветок в волосах и не спеша направилась по ступеням вниз, к вождю, на ходу гремя не скрывающими высокую грудь ожерельями. Обвивая шею вождя руками, Милка что-то зашептала ему в ухо. Он удивлённо раскрыл рот, затем расплылся в широкой улыбке, покачал головой и поднял руку, успокаивая народ:

— Вождь говорить! — громко сказал он, растягивая слова. — Колесница хорошо! Чужаки хорошо! Уги-уги!

Толпа радостно загудела, здоровенный воин в нерешительности почесал лохматый затылок, старуха напоследок переехала Илью по спине своей клюкой в наказание за растоптанные плошки, а шаман взял под мышку свою жуткую маску и уныло поплёлся к лесу. Совещание окончилось.