Тридевятые царства России

Конский череп на лиственнице. Перевал.
Корбусту на небо тучами наплевал.
Ледяная зернь по камням бежит.
Вчетвером уходим на небо жить.
Анджей, ставь палатку, пока светло.
Наливай, Семёныч, скулы свело.
На́ топорик, Стасик, поищем дров.
Ледяной черпнуть – захвати ведро.
Золотая зернь сыплет по камням.
Вчетвером у маленького огня.
Выдыхая пар, принимаем спирт.
На спине у неба ночная сыпь.

Для сугреву выпьем, да зажуём.
На угольях мясо пахнет жильём.
Лиственничные поленья расчувствовались.
Свет-фонарик лица ощупывает.
Вчетвером стоим, а будто пятый тут,
вытирает пальцы о темноту,
выпивает, постреливает дымком.
Рассыпает птицам да звёздам корм.
Хорошо нам, Господи, здесь, в лучах,
выдыхая дух, попивать твой чай.
Будет заморозок – ветерок-то с гор.

Четверо стоят на горе Фавор.

«Как ваш скот? Как ваши дети?»

Пора было подумать об отдыхе. С грунтовой дороги, пронзающей насквозь Саглынскую степь, свернули по ухабам вдоль маленькой речки. Если верить карте, называется она Кюзленги. Её узенькая долинка, ограниченная зелёными грядами, поросшими лиственничной тайгой, манила нас вперёд и вверх. Через десять минут наш уазик под неумолчный собачий лай затормозил возле стойбища. Две юрты, загон для телят, отара, мирно лежащая возле, пасущиеся лошади. И, конечно же, многочисленные дети разных возрастов.

Дождались, пока парнишка унял собак. Вышли из машины. Ритуал приветствий и знакомства. Первыми подбегают дети. В авангарде, конечно, девчонки: черноглазые, энергичные. Подростки – те уже степеннее подтягиваются, становятся поодаль. Характерная поза: ноги пошире, руки за спину, голову чуть набычат – смотрят. Бойцы, араты. Девушки – те вообще в стороне, делают вид, что им все эти приезжие ни чуточки не интересны. Потом уж дверь юрты отворяется, выходит хозяйка, пожилая женщина.

– Здравствуйте, хозяйка, эки!

Пояснение. «Эки» – тувинское приветствие.

В прежние времена здоровались более церемонно. Исследователь тувинского фольклора и обычаев Г. Н. Курбатский описывает это так: «Молодой снизу, ладонями кверху, подхватывал руки старшего, приветствовал: “Амыр-ла!” – мир Вам! кланялся. Старший отвечал “Менди!” – Здравствуй! и целовал… его в лоб». Далее следовал диалог, дань вежливости:

– Вы здоровы ли?

– Здоровы, всё хорошо. А у вас всё хорошо?

– Хорошо. Здоровы ли ваши овцы? Хорошо ли перезимовал скот? Удачно ли охотились? Хорошо ли растёт трава? Все ли здоровы домашние? (Курбатский Г. Н. Тувинцы в своём фольклоре. Кызыл, 2001. С. 277–278).

Теперь ритуал упростился; от многочисленных и витиеватых формул осталось краткое «Эки!».

Пожилая хозяйка по-русски не говорит совсем – ситуация, типичная для этих отдалённых, труднодоступных районов Тувы. На первых порах наш разговор ограничивается широкими улыбками и дружественными жестами.

Но вот дверь юрты отворяется снова и появляется хозяин, старик. У кочевых тувинцев нет лет, а есть только возрастные степени: мальчишка, юноша, молодой арат, степенный муж, старик. То же можно сказать и про женщин: девчонка, девушка-красавица, молодая мать, зрелая хозяйка, старуха. Каков возраст нашего хозяина? Любой – от пятидесяти до ста лет. По лицу, осанке, повадкам уточнить эти данные невозможно. Худощавая, чуть сутулая фигура, кривые кавалерийские ноги, узловатые ладони, коричневое, обветренное, опалённое солнцем лицо. Широкие скулы, глубокие морщины, узкие глаза. Нос чуть-чуть с горбинкой. Единственная необычная для тувинца деталь: усы и борода. Это, видимо, родовая, наследственная особенность. Ибо зовут его Кара-Сал, в переводе на русский – Чёрный Ус.