Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая полностью

Или если перед каким-нибудь пейзажем Левитана останавливается некий дилер от искусства и начинает размышлять о стоимости этого полотна, то никакого события искусства и здесь не происходит. Произведение искусства выступает просто коммерческим объектом.

Поэтому для события искусства важнейшим, пожалуй, является второй компонент — наличие адекватного, т. е. эстетически подготовленного, субъекта. Это означает, что с произведением искусства вступает в контакт человек, обладающий достаточно развитым эстетическим вкусом и владеющий на том или ином уровне художественным языком того искусства, к восприятию произведений которого он приступает.

Я напомню, что категория вкуса была введена в эстетику в XVIII в. для обозначения способности человека воспринимать прекрасное, или шире — эстетическую ценность. Именно вкус, согласно Канту, осуществляет эстетическое суждение (невербальное! в том числе и о произведении искусства) на основе чувств удовольствия/неудовольствия. О вкусе много и почти исчерпывающе было написано крупнейшими европейскими мыслителями XVIII в. И их главное понимание вкуса остается актуальным и поныне, слегка вербально трансформируясь у каждого из крупных эстетиков.

Вкус, конечно, — важнейшая и первейшая характеристика субъекта эстетического восприятия, но существенным является и знание им художественных особенностей языка искусства того или иного исторического периода, того или иного этноса, вида искусства и т. п. Эти языки надо изучать по соответствующей литературе, слушая лекции специалистов, но прежде всего регулярно общаясь с самими произведениями искусства, ибо знание это особое, недискурсивное, т. е. фактически не поддающееся вербальной формализации, но формирующееся в процессе рецептивного «тренинга» на самих художественных объектах. Только регулярно общаясь с высоким искусством, живя им и в нем, можно постичь его языки и приобщиться к его мирам.

Для людей, не обладающих определенным уровнем вкуса и специфической натренированностью в общении с тем или иным видом искусства, т. е. не «знающих» (на интуитивном уровне) его языка, искусства не существует. Они вроде бы и смотрят произведение искусства, ради этого и пришли к нему, но не видят его, и событие искусства в этом случае не совершается.

Василий Кандинский в свое время хорошо знал категорию таких людей, которые в принципе не способны чувствовать «звучание форм», их «внутреннее напряжение». Для них, писал он, «искусство может вообще не существовать, и поэтому эти люди отрицают сегодня само слово „искусство“ и ищут ему замену» (Punkt, 32). К концу XX века, как мы знаем, уже нашли. Теперь они называют любые бездуховные и нехудожественные поделки посткультуры арт-практиками, арт-проектами и т. п. и действительно избегают употреблять термины «искусство», «художественность», «эстетика» в их классических смыслах, так как даже не знают этих смыслов, не чувствуют их и не понимают.

И конечно, важны два последних фактора — установка на эстетическое восприятие и возможность его реализации. Существенно, чтобы реципиент пришел в музей, концертный зал или в театр с этой установкой. Она предполагает прежде всего отрешение ото всех обыденных забот и треволнений, от всяческой суеты и ориентацию на неутилитарное и именно эстетическое созерцание произведения искусства. Например, чтобы он подходил к «Боярыне Морозовой» Сурикова как к произведению живописного искусства, а не как к фрагменту из жизни известной старообрядки. В этом плане вспоминаются прекрасные слова Александра Блока: «Чин отношения к искусству должен быть — медленный, важный, не суетливый, не рекламный» (Собр. соч. Т. 5. М.-Л.: Худож. лит. 1962. С. 474).

Ситуация эстетического восприятия включает в себя и соответствующие внешние условия восприятия, что особенно трудно обеспечить сегодня в залах известных музеев с живописными шедеврами, где у каждого из них толпятся жаждущие сделать селфи. Подлинному ценителю искусства в таких условиях вряд ли удастся достичь полноценного события искусства. Он с грустью посмотрит издалека поверх толпы селфикоманов на ту же «Джоконду» и двинется в соседние залы, где можно сыскать менее известные, но не менее ценные в эстетическом плане произведения искусства, и предастся их полноценному восприятию, которое требует достаточно длительного и спокойного созерцания. «Служенье Муз не терпит суеты», — взывал еще Александр Пушкин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное