Три судьбы

В душах воинов спряталась мгла.
Август сыпался яблочным Спасом.
Ночь, сгустившись, на землю легла
Комендантским двенадцатым часом.
Пахнет тиной во фляге вода.
Над кварталом прожектор струится.
Это наша земля! Навсегда.
Кто позволил бы им отделиться?
Что решать тут, кто прав, кто не прав.
Кровью полита каждая сотка.
Счет потерям ведет телеграф —
Ежедневная скорбная сводка.
Одичавшие своры собак
Оглушают окрестности воем,
И в засаде невидимый враг
Приготовился к ближнему бою.
В разбомбленных глазницах окон
Замелькают зловещие тени,
И начнется с обеих сторон
Скоростная стрельба по мишеням.
Ветер кружит горячий песок,
Облака горизонт затянули.
И заноет солдатский висок
В ожидании снайперской пули.
В минном поле ромашки цвели.
Песня смолкла в начале куплета…
Разве мало на свете земли!
Отчего же мы гибнем за эту?

Стихов Павел не понимал и не любил, даже на военную тематику, не говоря уже о любовной лирике. В песнях он мог увлечься мелодией, но не запоминал тексты, потому что практически не слышал слов. А тут стихотворение так тронуло, что он застыл в кресле и всё перечитывал и перечитывал короткие ёмкие строки. Автор носил какую-то красивую звучную фамилию, вернее, носила, потому что это была женщина. В той же газете оказалась её статья в жанре журналистского расследования, точнее — конкретный наезд на федерального судью, вынесшего, с точки зрения автора, неправомерное решение по уголовному делу.

«Интересно, — задумался тогда Павел, — эта девица выезжала, как корреспондент, в горячие точки, или она просто поэтесса местного розлива с богатым воображением? Надо же так сказать: и заноет солдатский висок в ожидании снайперской пули. Это же как тонко всё прочувствовать надо».

Золотову захотелось позвонить в редакцию и расспросить об этой журналистке, может, даже поговорить с ней, если застанет на рабочем месте. Он попросил у дежурной медсестры ножницы, вырезал из газетной страницы текст стихотворения и телефоны редакции и засунул два бумажных квадратика в карман пижамы.

С журналисткой офицер так и не собрался пообщаться, переложенные в портмоне бумажки со временем истёрлись и потерялись, фамилию автора он забыл, а стих запомнился. Особенно первая строка в память намертво въелась, потому что в его собственной душе мгла не спряталась на время, а поселилась навечно.

* * *

В понедельник Владимир с шести утра продолжил периодически названивать на домашний телефон Александра, но трубку никто не поднимал. В загородном доме Скворцовых стационарного телефона не было, и простуженный опер уже собрался было туда ехать, чтобы выяснить, куда подевался Сашка, когда с его мобильного пришло долгожданное сообщение о том, что абонент снова находится в сети. Леонтьев нажал кнопку вызова, и едва услышав ответ, буквально закричал в трубку:

— Сашка, ты где, чёрт возьми? Что происходит?

— Так мы в засаде сидели два дня. И не зря! Задержали крупного наркоторговца во время сбыта очередной партии, изъяли на месте более килограмма героина. А потом ещё триста грамм помогла найти умная собачка в тайнике в его съёмной квартире. Мужику тридцать пять лет, шесть с половиной из них он уже отсидел, и опять надолго отправится. У него целая сеть…

— Сашка! Героин — это здорово! Звёздочки, звания! А с родителями что? Ты вообще в курсе?

— Да у меня же телефон разрядился, так что я про цунами от них и узнал. Мне в засаде не до прослушивания новостей было! Мама только что позвонила, сказала, что когда это всё случилось, они в горах были. Так что тридцатого, как и планировалось, прилетят домой.

— Слава Богу, — с облегчением выдохнул Владимир и добавил рассерженным тоном: — Я тут чуть с ума не сошёл. По всем каналам бесконечно транслируют ужасы, а от Сергея и Ритки никаких вестей! И ты тоже пропал. Как так можно!

— Дядь Володь, ну, родители и цунами — это понятно. А за меня-то вы почему так сильно распереживались? Я ведь уже не маленький мальчик, а как-то вроде действующий офицер.

— Ты, конечно, не маленький, но состоишь на опасной службе. К тому же я не только друг твоего отца, но и твой крёстный папа!

И Сашка вдруг с укоризненным смешком резковато заявил:

— Что-то в последнее время вокруг меня развелось слишком много отцов-командиров!

— Ничего, не помешают!