Три пункта бытия

Николай Венедиктович говорил хорошо. Поскольку по промышленности и по сельскому хозяйству показатели по области были не ахти какие, к тому же и областную статистику возглавлял новый, малоопытный товарищ, Николай Венедиктович главный упор сделал на культуру. Чтобы культура своими собственными художественными средствами поддерживала все то лучшее, что у нас есть, — вот к чему призывал Николай Венедиктович свою аудиторию. Есть же у нас маяки? На маяки и упор! Может быть, кому-то лично удастся выявить и в промышленности и в сельском хозяйстве новые маяки, еще не известные ни широким массам, ни областному руководству, — вот это было бы особенно важно и полезно! Но и давними производственными маяками разбрасываться тоже нельзя, надо искать к ним новый подход, по-новому их освещать в печати, по радио и телевидению, на сцене и в науке. Надо подтягивать отстающих до уровня маяков, а маяки двигать дальше и дальше, и дело социалистического строительства пойдет вперед семимильными шагами. Надо глубже вникать в положительный опыт. Вот у нас наш местный товарищ выступил в печати, и не где-нибудь в областной, а в центральной печати, и, ничуть не перехваливая нашу область, сказав и о наших недостатках, показал в то же самое время наш маяк своими художественными средствами.

И Николай Венедиктович даже прочел отрывки из очерка, который он высоко оценивал:

«Нет, не расскажешь всего, что на земле этого колхоза бурлит, кипит, переливается всеми жаркими красками лета и осени и разумной, энергичной человеческой деятельности!»

Тут, в этом месте выступления Николая Венедиктовича, аудитория, конечно, насторожилась: Николай Венедиктович цитировал из очерка, автором которого был вовсе не Избач, а Вася Турчанов — начинающий писатель и страшный враг Избача... Уже сколько лет Избач делал все, чтобы не принимать Васю в Союз писателей, он даже в Москву в приемную комиссию звонил, объяснял, что Васю не хочет видеть в своих рядах подавляющее большинство нашей организации. Избач звонил, а Николай Венедиктович его цитирует — понимаете, какая складывалась обстановка?

Васю в Союз не принимают, а он сидит себе тут же, на совещании и слушает, как его цитирует Николай Венедиктович!

Избач тоже сидит, тоже слушает, а его никто не цитирует, о нем никто ни слова! Я посмотрел на Васю, он молодой такой, серьезный такой, я подумал: «Вот бы принять Васю срочно в Союз! Вот бы избрать руководителем нашего Союза, а? А что?» Действительно, с талантами это может быть: сегодня какой-нибудь Избач, да чего греха таить, и мы, аппаратчики, тоже смотрим на Васю свысока и не замечаем его, а завтра он во! — он во куда шагнул, и все только и отмечают свои заслуги: «Я первый его заметил...», «Я давно замечал...», «Я его двинул...» Посмотрел я и на Избача: седой уже, хотя и не старый, опытный такой, ко всему внимательный. Не растерялся, нет. «Ну, — подумал я, — ну, ничего, еще растеряешься, Избач!» Между прочим, я и еще заметил на нашем совещании одно лицо, которого в списке как будто не было. И даже не как будто, а просто-напросто не было: это была Наденька, младшая дочка Николая Венедиктовича. Милая девочка. Уехала учиться в Ленинград, училась на филфаке, на третьем курсе вышла замуж, на четвертом развелась, и вот, должно быть, по семейным обстоятельствам вернулась в родной город, поступила в редакцию молодежной газеты. Милая девочка. И надежды подавала. Сам Николай Венедиктович человек достаточно скромный, а вот супруга его Роза Алексеевна, она-то, конечно, и двинула Наденьку в список талантов — больше некому.

Я все-таки стал вспоминать, какие именно надежды подавала Наденька, но тут Николай Венедиктович — подумать только! — стал вторично цитировать Васю Турчанова:

«Председатель колхоза имени Дзержинского Федор Петрович Плавнев, здешний уроженец, был и впрямь седой как лунь, но порывистая живость и белозубая улыбка выдавали неистраченную молодость и горячий, нетерпеливый нрав. В селе, оказалось, сегодня большое событие — открыт новый клуб со спортивным залом».

— Вот, — сказал Николай Венедиктович, — как подан портрет председателя колхоза! Вот я сколько лет Плавнева знаю, чего греха таить — сколько раз стружку с него снимал, а вот такого же его портрета никогда бы не создал, нет! Таланта нет! — развел руками Николай Венедиктович, и вполне к месту все у него было, и все засмеялись.

Все, кроме Избача, заметил я. Должно быть, и помимо меня кто-то еще поработал с Николаем Венедиктовичем насчет Избача, еще заметил я. Ведь я же очерк Васи Турчанова Николаю Венедиктовичу в качестве материала не подготавливал. Значит, кто-то другой? Наверное, Киреев, догадывался я, и хотя это было не так уж и хорошо лично для меня, я все-таки бескорыстно радовался... И посматривал на Избача. Уж такая серьезность, такая серьезность — можно подумать, будто Избач вот сейчас встанет и произнесет настолько грандиозную речь, что все только ахнут. Он именно с таким видом посматривал на всех присутствующих: «Вы у меня еще ахнете!»