Три пункта бытия

— Нет и нет, — не согласился Генералов. — Самое правильное — вот с этой! — И Генералов, поставив ящичек на сундук, осторожно вытянул из него карточку и прочитал: — «Римская шесть. Зр. сред. десятого сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго года».

Иван Иванович нехотя, но пояснил:

— Шестой возраст... зрелость средняя...

— «Думал над вопросом: почему дети обязаны любить своих родителей? Если родители не будут строго требовать любви своих детей, дети, может, будут больше их любить?»

«Мысль подтвердилась двадцать девятого января тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года».

«Третьего мая тысяча девятьсот шестьдесят шестого года подтвердилось следующее: люди слишком любят самих себя за то, что они — родители».

Генералов помолчал-помолчал и обратился к Камушкину:

— Ну, Камушкин, это твой момент, ты воспитатель молодого поколения. Тебе и карты в руки, ну? Твое мнение.

— Художественная литература в основном этого не подтверждает. Родители даже больше любят своих детей, чем самих себя! Неправильное наблюдение сделал, Иван Иванович! Нет, неправильное!

— А ты обрати внимание, Камушкин, — живо реагировал Иван Иванович, — обрати внимание на дату... наблюдения! Мое... наблюдение — это шестьдесят второй год двадцатого века... а твоя художественная литература... она напрямую относится к веку девятнадцатому... Понял, нет? Понял, в чем прогресс?

Генералов повздыхал и вытащил следующую карточку.

— «Римская, семь. Зр. Поздняя. Семнадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. На днях плохо отозвался о ее муже, а она стала ругать меня: «Сначала женись на мне, а потом ругай его! А до этого и думать не смей! Я еще не твоя, а его жена и должна стоять на его защите! Это нужно понять!»

— Ну? — спросил после паузы Камушкин. — Ну а какие там записаны подтверждения? Или опровержения?

— Да ничего такого нет... Никаких примечаний, ничего прочего...

— Ничего прочего и не было... — подтвердил Иван Иванович.

Спустя еще некоторое время Генералов и Камушкин вошли в азарт, они наперебой вытаскивали карточки, громко зачитывали их, смеялись, словно играли в лото. Иногда удивлялись, задумывались...

Одна карточка была такая:

«От некоторых слышал, что на нашей железнодорожной станции Ветка духовность не нужна. А некоторые (напр., сантехник Генералов) ее даже материт. Но я этому не верю и думаю, что она очень нужна, и веду записи о своей духовной жизни. Но я их никому на железнодорожной станции Ветка не показываю — засмеют!»

— Нашел, о чем заботиться, Иван Иванович! — удивился Генералов. — Да я, когда у меня нет настроения, я все на свете матерю! Давай, Камушкин, читай дальше! Давай я потащу карточку?!

— Нет, Генералов, почему ты все-таки не уважаешь культуру? Почему?

— А потому, что она ко мне никак не пристает! Не пристает, а зачем мне нужна такая культура, которой я тоже не нужон? Я ей не нужон, она мне не нужна, вот и квиты. Вот и можно ее матюкнуть. И не раз.

— Культура — она необъятная! Вот бы ты и поискал в ней, Генералов, что-нибудь по душе, к чему у тебя природные и еще не вскрытые склонности. И занялся бы!

— Это верно: чем только люди не занимаются?! Особенно в культуре! Что только способны выдумать, тем и занимаются. Притом за деньги. Чемпионы — те за большие деньги!

— Чемпионы — это большая редкость. Потому они и ценятся.

— Ну, еще бы! Один прыгнул невероятно, а другой — еще невероятнее, так и прыгают, покуда до чемпиона не допрыгаются! Один съел десять тараканов, а другой, где-нибудь в Америке, обязательно слопает сотню. Так без конца, без края. Действительно, иной раз подумаешь: а может, поискать в себе какого-никакого чемпиона? Может, я врожденный чемпион чего-нибудь? По каким-нибудь мельчайшим насекомым?

— Это уже не культура.

— А что, физкультура разве не культура? Как начнут в обед по телевизору прыгать, так и прыгают до поздней ночи!

— Это называется... излишеством... — сказал Иван Иванович, — излишества могут быть в любом деле...

— Ничего подобного, Иван Иванович! — и тут возразил Генералов. — Какие-такие излишества в водопроводном деле? Да там, наоборот, сроду чего-нибудь не хватает. То угольников, то крантов, а теперь вот мы на своей Ветке вплотную подходим к проблеме пакли. А свинца для чеканки, либо чугунных труб малого диаметра не хватало никогда и во веки веков, это ты и сам можешь подтвердить, Иван Иванович. Как бывший снабженец.

— А я тебя так и не изучил до... конца... — вздохнул Иван Иванович, — то ли ты дурной, то ли... придуриваешься?

— И то и другое! — подтвердил Генералов. — Поскольку одно другому не мешает. Ну, ладно! Читай Камушкин, дальше. Читай-читай!

— «Римская девять. Зр. стар. Восьмого ноября тысяча девятьсот семьдесят девятого года. На железнодорожной станции Ветка только у одной бабы имеется дубленка (Самаркина Зинка). Она куда-то поехала и за какие-то деньги где-то купила. (Не говорит, где и за какие.) Ну, а мне-то какое дело? Человеку зрелой старости какое может быть до этого дело? Но мне все равно интересно. Как это понять — почему и для чего мне интересно?»