Три орудия смерти

The rooms were very high and very cold; the decoration mean and provincial; the draughty corridors were lit by electricity that was bleaker than moonlight.	В комнатах с высокими потолками стоял холод, обстановка отличалась дурным вкусом и дешевой провинциальностью; в коридорах, где гулял сквозняк, горели слабые электрические лампочки, светившие не ярче луны.
And though the old man's scarlet face and silver beard had blazed like a bonfire in each room or passage in turn, it did not leave any warmth behind it.	И хотя румяная физиономия старика, обрамленная серебристо-седой бородой, озаряла, как яркий костер, каждую комнату и каждый коридор, она не оставляла по себе ни капли тепла.
Doubtless this spectral discomfort in the place was partly due to the very vitality and exuberance of its owner; he needed no stoves or lamps, he would say, but carried his own warmth with him.	Разумеется, это ощущение могильного холода до известной степени порождалось самою жизнерадостностью и кипучестью владельца дома, ему не нужны печи или лампы, сказал бы он, потому что его согревает собственное тепло.
But when Merton recalled the other inmates, he was compelled to confess that they also were as shadows of their lord.	Но когда Мертон вспомнил других обитателей дома, ему пришлось признать, что они были лишь тенями хозяина.
The moody man-servant, with his monstrous black gloves, was almost a nightmare; Royce, the secretary, was solid enough, a big bull of a man, in tweeds, with a short beard; but the straw-coloured beard was startlingly salted with grey like the tweeds, and the broad forehead was barred with premature wrinkles.	Угрюмый лакей с его чудовищными черными перчатками вполне мог бы привидеться в ночном кошмаре, Ройс, личный секретарь, здоровяк в твидовых брюках, смахивающий на быка, носил коротко подстриженную бородку, но в этой соломенно-желтой бородке уже странным образом пробивалась ранняя седина, а широкий лоб избороздили морщины.
He was good-natured enough also, but it was a sad sort of good-nature, almost a heart-broken sort - he had the general air of being some sort of failure in life.	Конечно, он был вполне добродушен, но добродушие это было какое-то печальное, почти скорбное, - у него был такой вид, словно в жизни его постигла жестокая неудача.
As for Armstrong's daughter, it was almost incredible that she was his daughter; she was so pallid in colour and sensitive in outline.	Ну а если взглянуть на дочь Армстронга, трудно поверить, что она и в самом деле приходится ему дочерью; лицо у нее такое бледное, с болезненными чертами.
She was graceful, but there was a quiver in the very shape of her that was like the lines of an aspen.	Она не лишена изящества, но во всем ее облике ощущается затаенный трепет, который делает ее похожей на осу.
Merton had sometimes wondered if she had learnt to quail at the crash of the passing trains.	Иногда Мертон думал, что она, вероятно, очень пугается грохота проходящих поездов.
"You see," said Father Brown, blinking modestly, "I'm not sure that the Armstrong cheerfulness is so very cheerful- for other people.	- Видите ли, - сказал отец Браун, едва заметно подмигивая, - я отнюдь не уверен, что веселость Армстронга доставляла большое удовольствие... м-м... его ближним.
You say that nobody could kill such a happy old man, but I'm not sure; ne nos inducas in tentationem.	Вот вы говорите, что никто не мог убить такого славного старика, а я в этом далеко не убежден: ne nos inducas in tentationem .
If ever I murdered somebody," he added quite simply, "I dare say it might be an Optimist."	Я лично если бы и убил человека, - добавил он с подкупающей простотой, - то уж непременно какого-нибудь оптимиста, смею заверить.
"Why?" cried Merton amused.	- Но почему? - вскричал изумленный Мертон.