Три недели с моим братом

Дана выглядела уставшей – ей дали противосудорожные препараты, и теперь ее глаза сонно слипались. Как и мы, она была испугана и не больше нашего знала о том, что с ней случилось. Однако за вычетом усталого вида сестра выглядела здоровой. Она с легкостью касалась кончиками пальцев большого пальца и могла вспомнить все, что делала вчера. Еще она помнила ощущение неправильности происходящего, когда проснулась сегодня утром.

– Я пыталась говорить, я слышала свои слова, но они были не теми. Я снова и снова пыталась что-нибудь сказать, однако получалось то же самое. И еще запах. Пахло чем-то плохим. Потом Боб посадил меня в машину, и больше я ничего не помню.

Врач сказал, что у Даны был большой эпилептический припадок, причина его неясна, и нужны дополнительные обследования. А пока Дане не помешает отдохнуть.

Когда все вышли, Дана попросила меня остаться.

– Ник, я хочу знать, что происходит. Почему у меня был этот припадок?

– Причин может быть несколько. На твоем месте я не стал бы сильно волноваться.

– Например? – Сестра с доверчиво и с надеждой смотрела на меня: она знала, что я всегда говорю ей правду.

– Что угодно, на самом-то деле. Внезапная аллергия. Стресс. Возможно, ты эпилептик, но припадки до сих пор ничто не провоцировало. Опухоль в мозгу. Может, ты съела что-нибудь не то. Обезвоживание. У многих бывают судороги. Это довольно частое явление.

Дана пристально смотрела на меня, сосредоточившись на одной из перечисленных причин. А я так надеялся, что она не обратит на нее внимания…

– Опухоль в мозгу? – тихо спросила сестра.

Я пожал плечами.

– Поверь, такое случается не всегда. Это наименее вероятная причина из всех, которые я перечислил.

Она опустила взгляд.

– Я не хочу опухоль…

– Не волнуйся, как я уже сказал, вряд ли причина в ней.

* * *

Дану обследовали несколько недель. Безрезультатно. Компьютерная томография мозга ничего не показала. Поскольку припадок не повторился, все сочли, что худшее позади. Однако отсутствие результатов камнем лежало на сердце, мы так и не узнали, что вызвало те судороги.

А нам с Кэт нужно было ехать в Северную Каролину.

После того, как Дана попала в больницу, мы с женой несколько раз обсуждали наш отъезд. Она предлагала остаться, пусть даже мне придется найти другую работу, ведь мы нужны Дане. Наши мечты могут подождать. Хотя бы до тех пор, пока мы не узнаем, в чем причина судорог Даны.

Это был один из тех случаев, когда единственно верного решения просто нет.

– Я поговорю с Микой, узнаю его мнение, – наконец сказал я.

Тем же вечером я признался брату, что чувствую себя виноватым за предстоящий отъезд.

– Ты ничем не можешь помочь Дане. – Мика положил руку мне на плечо. – Мы так и не выяснили, что с ней. У тебя ребенок. Тебе нужно думать о том, что лучше для него.

Я не мог смотреть ему в глаза.

– Я не знаю…

– Я присмотрю за Даной, – пообещал Мика. – Я здесь, и отец тоже. А ты прилетишь, если понадобится.

– Все равно это как-то неправильно.

– Я тоже не хочу, чтобы ты уезжал, – улыбнулся брат и добавил: – Запомни, Ник, мы хотим одно, а получаем другое.

* * *

Незадолго до Рождества 1992 года Кэти с сыном вылетели в Северную Каролину, чтобы встретить там грузовик с нашими вещами. Я остался, чтобы проинструктировать брата по рабочим вопросам и представить его нескольким врачам. В нашей квартире не осталось вещей, так что ночь перед отъездом я провел в своей старой комнате в доме отца.

Мика помог сложить оставшиеся вещи в машину – мне предстояло добираться до нового дома на ней. Я заметил, что брат надел мои шорты: у нас один размер, и мы частенько брали вещи друг у друга.

Мика два лета работал на «Консолидейтед Фрейтвейс», занимающейся перевозкой грузов, и знал, как правильно укладывать вещи. Машина была забита под потолок, свободным оставалось лишь место за рулем. Я уже попрощался с Даной и отцом, теперь оставалось сказать «до свидания» Мике и уехать. А я все медлил.

В этом доме жили тысячи воспоминаний. Я помнил доносящийся с кухни смех мамы, видел мысленным взором брата и сестру за столом. Второй раз в жизни я уезжал от семьи, но сейчас все не так. Тогда я был подростком, теперь у меня своя семья, и я знал, что никогда не вернусь.

– Помнишь, как мы нагрузили «фольксваген» отца, когда переезжали сюда? – сдавленно спросил я.

– Ну да, твоя машина тоже набита под завязку. Зато хотя бы стоит ровно. Когда ты доедешь?

– Дня через четыре.

– Будь осторожен на дорогах.

– Обязательно.

Мы обнялись.

– Я буду скучать по тебе, – признался я.

– Я тоже.

– Я люблю тебя, Мика.

Он крепче обнял меня.

– Я тоже люблю тебя, братишка.

Я пытался унять подступающие слезы. Я убеждал себя, что просто переезжаю, мы расстаемся не навсегда. Я смогу навещать его, а он меня, и мы будем общаться по телефону.

– Ты надел мои шорты, – невпопад сказал я.

– Я верну их тебе завтра, – не задумываясь, ответил он и тут же поправился: – Нет, не верну. Не получится – ты ведь сейчас уезжаешь. – Заплакав, он снова обнял меня.

– Все хорошо, Мика. Все будет хорошо… – шептал я со слезами на глазах.