-- ...объ интригахъ и тайнахъ государственныхъ, продолжалъ д'Артаньянъ, вслѣдствіе предостереженія Атоса говоря уже тише,-- конечно, насъ колесуютъ; но, ради Бога, не забывайте, Атосъ, что мы ему напишемъ, какъ вы сами сказали, о семейномъ дѣлѣ, что мы ему напишемъ съ единственною цѣлью -- просить его лишить милэди возможности по пріѣздѣ въ Лондонъ вредить намъ. Я ему напишу письмо приблизительно такого содержанія...
-- Послушаемъ, вставилъ слово Арамисъ, заранѣе принимая на себя роль критика.
-- "Милостивый государь и любезный другъ...".
-- Да, нечего сказать: любезный другъ -- англичанинъ! перебилъ его Атосъ,-- начало хорошее! Браво, д'Артаньянъ! Ни изъ-за чего больше, какъ только за это слово, насъ не колесуютъ, а четвертуютъ.
-- Не годится -- согласенъ; я напишу просто: милостивый государь.
-- Вы можете написать даже -- милордъ, прибавилъ Атосъ, очень придерживавшійся всякихъ приличій.
-- "Милордъ, помните ли вы маленькое огороженное мѣсто для козъ за Люксембургомъ?.."
-- Хорошо! Теперь Люксембургъ! Подумаютъ, что это намекъ на королеву-мать! Вотъ это неостроумно, замѣтилъ Атосъ.
-- Ну, такъ мы просто напишемъ: "Милордъ, помните ли вы то маленькое загороженное мѣсто, гдѣ вамъ даровали жизнь?"
-- Дорогой д'Артаньянъ, замѣтилъ Атосъ,-- вы никогда не будете хорошимъ писателемъ: "Гдѣ вамъ даровали жизнь!" Фуй! это просто неприлично. О такого рода услугахъ человѣку порядочному не напоминаютъ. Напомнить о сдѣланномъ благодѣяніи -- обида.
-- Ахъ, мой милый, проговорилъ д'Артаньянъ: -- вы невыносимы, и если необходимо писать подъ вашей цензурой, я отказываюсь.
-- Вы хорошо сдѣлаете. Орудуйте мушкетомъ и шпагою, мой милый: въ этихъ двухъ искусствахъ вы ловко выпутаетесь изъ бѣды, а перо предоставьте г. аббату, это по его части.
-- Что правда, то правда, подтвердилъ Портосъ:-- передайте перо Арамису, который пишетъ латинскія диссертаціи.
-- Будь по-вашему, согласился д'Артаньянъ:-- составьте намъ записку, Арамисъ, но, ради святого отца нашего папы, будьте осторожны, потому что и я тоже раскритикую васъ въ пухъ и прахъ -- предупреждаю васъ.
-- Только этого я и желаю, отвѣчалъ Арамисъ съ той наивной самоувѣренностью, которая свойственна каждому поэту.-- Но разскажите мнѣ, въ чемъ дѣло: я отовсюду слышу, что эта невѣстка милорда большая плутовка, и мы убѣдились въ этомъ, подслушавши ея разговоръ съ кардиналомъ...
-- Говорите же тише, чортъ возьми! остановилъ его Атосъ.
-- Но, продолжалъ Арамисъ,-- подробностей я не помню.
-- И я тоже, сказать Портосъ.
Д'Артаньянъ и Атосъ нѣкоторое время молча глядѣли другъ на друга. Наконецъ Атосъ, собравшись съ мыслями и поблѣднѣвъ нѣсколько болѣе обыкновеннаго, кивнулъ въ знакъ согласія; д'Артаньянъ понялъ, что онъ можетъ говорить.
-- Итакъ, вотъ о чемъ слѣдуетъ написать, сказалъ д'Артаньянъ:-- "Милордъ, ваша сестра -- злодѣйка: она хотѣла велѣть васъ убить, чтобы получить отъ васъ наслѣдство. Однако, она не могла выйти замужъ за вашего брата, такъ какъ-была уже замужемъ во Франціи и была..."
Д'Артаньянъ пріостановился, точно подыскивая слово, и глядѣлъ на Атоса.
-- "Прогнана своимъ мужемъ", прибавилъ Атосъ.
-- "Вслѣдствіе того, что она заклеймена..." продолжалъ д'Артаньянъ.
-- Ба! вскричалъ Портосъ,-- невозможно! Она хотѣла убить своего шурина?
-- Да.
-- Она была уже замужемъ? переспросилъ Арамисъ.
-- Да.
-- И ея мужъ видѣлъ у нея на плечѣ клеймо -- лилію? спросилъ Портосъ.
-- Да.
Эти три "да" были произнесены Атосомъ, и съ каждымъ разомъ голосъ его дѣлался мрачнѣе.
-- А кто видѣлъ этотъ знакъ? спросилъ Арамисъ.
-- Д'Артаньянъ и я, или, вѣрнѣе, соблюдая хронологическій порядокъ: я и д'Артаньянъ, отвѣтилъ Атосъ.
-- А мужъ этого ужаснаго созданья живъ еще? спросилъ Арамисъ.
-- Онъ еще живъ.
-- Вы въ этомъ увѣрены?
-- Увѣренъ.
Наступило минутное, томительное молчаніе, во время котораго каждый изъ друзей переживалъ произведенное на нихъ впечатлѣніе по-своему.
-- На этотъ разъ, сказалъ Атосъ, первый прервавшій молчаніе,-- д'Артаньянъ начертилъ намъ прекрасную программу и именно это и нужно написать прежде всего.
-- Чортъ возьми! ваша правда, Атосъ, согласился Арамисъ,-- редакція этого письма очень затруднительна. Самъ канцлеръ сталъ бы втупикъ при составленіи подобнаго посланія, а между тѣмъ канцлеръ отлично составляетъ протоколы. Впрочемъ, все равно, замолчите, я начну писать.
Арамисъ въ самомъ дѣлѣ взялъ перо, на нѣсколько минутъ задумался, написалъ прелестнымъ мелкимъ женскимъ почеркомъ восемь или десять строчекь и зачѣмъ тихимъ голосомъ, медленно, точно взвѣшивая каждое слово, прочелъ слѣдующее:
"Милордъ!