Три метра над небом

 — Vespa и так разбита. На стенах не думаю, что что-то напишут, хотя бы потому, что вряд ли кто из них вообще умеет писать. А если они захотят меня избить, то папа защитит меня, правда ведь?

   Баби поворачивается к нему. Клаудио думает об Аккадо: как это, наверное, больно, когда разбивают нос.

 — Конечно, доченька.

   Баби проходит мимо матери, улыбается ей. Раффаэлла смотрит ей вслед. Она горда за дочь. Баби пошла в нее. Не то что Даниела. В сущности, страх ее оправдан. Даниела вся в отца.

   Клаудио кладет на кровать серый костюм.

   Выбрав рубашку, Клаудио и ее швыряет на кровать. А сверху кладет свой любимый галстук. Может, хоть сегодня удастся его надеть.

Родители уходят как всегда, строго наказав никому не открывать. Сразу после этого Баби прямо в халате бежит вниз и прячет ключи от дома под ковриком. Вот бы знать, где сейчас Паллина. На гонках в «Олимпике», должно быть... Вот счастливая.

   Звонит телефон. Даниела успела раньше.

 — Джулия?

   Ответ неверный.

 — Ах, извините, сейчас я передам ей трубку. Это тебя.

   Баби вырывает трубку из рук сестры.

 — Алло?

   Чувство удовлетворения сменяется смущением. Это мать Паллины. Даниела издевательски ухмыляется: «Только недолго, ладно?»

   Баби пытается ее пнуть. Даниела уворачивается.

   Баби возвращается к разговору.

 — Да, синьора, добрый вечер.

   Слушает, что скажет мать Паллины. Та, естественно, просит позвать дочь.

 — Но она спит!

   Затем, рискуя как никогда:

 — Хотите, чтобы я ее разбудила?

   Закрывает глаза и сжимает зубы в ожидании ответа.

 — Нет, нет, не беспокойся. Я скажу все тебе.

   Пронесло.

 — На завтра, на утро у нее назначен анализ крови. Поэтому скажи ей, пожалуйста, чтобы она с утра не ела и что я приеду за ней к семи. Она вернется ко второму уроку, если мы не опоздаем.

   Баби вздыхает с облегчением.

 — Да, но на первом уроке у нас Закон Божий...

   Баби думает, что уж ее подруге этот предмет и вовсе ни к чему. Со всеми этими парнями-бандитами и всем враньем душа Паллины потеряна окончательно.

 — Пожалуйста, Баби, не корми ее.

 — Хорошо, синьора. Не беспокойтесь.

   Баби вешает трубку. Даниела подходит к ней, чтобы снова завладеть телефоном.

 — Сошло нормально?

 — Это для Паллины сошло нормально. Если поймают — ее проблемы. Мне-то какое дело?

   Баби набирает номер мобильного Паллины. А вот фиг вам: он выключен. Естественно. Она спит у меня дома, а по моему телефону не подходят. По какому тогда звонить? Собственно, а о чем я так волнуюсь? Это ей надо волноваться. А мне и внимания на это обращать не стоит.

   Баби заваривает себе ромашкового чаю. Два ломтика лимона, пакетик Dietor, и устроиться на диване. Ноги поджаты, ступни зарылись в подушку, где потеплее. Баби включает телевизор. Даниела звонит Андреа. Рассказывает ему историю с Паллиной, о том, что звонила ее мать, о том, как Баби врала напропалую, и многое другое. Ему крайне интересно. Баби в гостиной принимается переключаться по каналам. Передача о древних цивилизациях, любовная история поновее, чересчур сложная викторина. Баби на секунду останавливается. Нет. Ответа она не знает. Из коридора доносится веселый, заинтригованный голосок Даниелы. Слова любви перемешиваются с милыми смешками. Баби выключает телевизор. Паллине придется вернуться раньше семи.

 — Спокойной ночи, Дани.

 — Спокойной ночи, — улыбается Даниела сестре.

   Баби даже не пытается сказать ей, чтоб не занимала телефон. Зачем? Она чистит зубы. Кладет на стул форму на завтра, собирает сумку и забирается в постель. Бормочет молитву, уставившись в потолок. Но мысли ее где-то витают. Гасит свет. Вертится в постели, пытаясь заснуть. Бесполезно. А если Паллина приедет прямо в школу? Она может, она такая. Прошляется всю ночь, Полло привезет ее к Фальконьери, а мать между тем приедет забирать дочку к ней, к Баби. Чтоб она сдохла, эта Паллина! Вечно у нее любовь с какой-то подковырочкой! Висела бы себе по два часа на телефоне, как моя сестрица, и все были бы счастливы. И никаких проблем, кроме счета за телефон. Нет, ей понадобилось переться на эти гонки! Разыгрывать из себя роковую женщину. Чтоб она сдохла! Баби вылезает из постели и быстро одевается. Натягивает пуловер и джинсы, идет в комнату Даниелы, берет у нее пару синих кроссовок Superga. Проходит мимо сестры. Та, естественно, все так же висит на телефоне.

 — Пойду предупрежу Паллину.

   Даниела ошеломленно смотрит на нее.

 — Ты идешь к «оранжерее»? Я тоже хочу.

 — К какой оранжерее? Я иду в «Олимпику». Там гонки.

 — Да, они называются «оранжерея».

 — Почему?

 — Потому что вдоль дороги стоят цветы — в память тех, кто погиб.

   Баби проводит ладонью по лбу:

 — Только этого не хватало... Оранжерея!

   Хватает в коридоре куртку, выбегает... Но тут ее тормозит Даниела.

 — Баби, пожалуйста, можно я с тобой?

 — Да вы что, все с ума сошли? Ты, я, Палли-на — все рвемся на эти гонки. Может, еще и на мотоциклах погоняемся?

 — Если наденешь пояс с ромашками, тебя выберут и посадят сзади, возьми мой, это же так здорово — быть «ромашкой»...