Три месяца, две недели и один день

— Тогда какого черта ты словно помешался? — тут Брук наконец убирает свою руку, но я всё ещё ощущаю её резкое прикосновение и тру кожу, пытаясь прийти в себя, — тебя послушать, так она только и делает, что вытирает о тебя ноги, — предположение это грубое, ожесточённое и задевающее меня за живое, прямо за сердце, и сама мысль о том, чтобы согласиться с ним, не споря и не протестуя, мне не иначе, как противна, но, может, это правда? Будь всё хоть немного по-другому, я бы уже давно всё изменил, склонил одну конкретную женщину к тому, о чём отчаянно мечтаю, заполучил её обратно, чтобы она стала моей даже в том смысле, в каком никогда ею не была и не собирается становиться, и мне это ничего бы не стоило. Ни моральных страданий, что меня снедают, ни всех телодвижений, что я предпринимаю, ни мук, ощущающихся, как истинно физические. Но я словно топчусь на одном месте. — Ты что, совсем без гордости? Пора избавляться от этой привычки, Картер. Стоит только щёлкнуть пальцами, и к тебе буквально выстроится очередь из желающих сделать всё, о чем бы ты ни попросил, — в этот момент раздаётся сигнал пришедшего сообщения, но я даже не шевелюсь, потому что знаю, что это однозначно не у меня, а Брук достаёт телефон из кармана спортивной командной куртки белого цвета, надетой поверх топика без использования молнии, — это от Кейт. 113:97. Вы победили.

— Но не я.

— Кажется, тебя, и правда, нужно встряхивать, — осторожно замечает она, чуть касаясь моей правой коленки, что напоминает мне о том, как, должно быть, странно я выгляжу со стороны. Шорты от формы, но повседневный верх в виде тёплой толстовки, которую я так и не успел сменить на соответствующую им майку. В любом случае пора убираться из раздевалки, и в темпе. Не хочу видеть ничьи счастливые лица. — Так что да.

— Что да?

— Я пойду с тобой в субботу. Но ты оплатишь мне платье.

— Да хоть десять. Только сначала давай свалим отсюда.

Ауттейк

— Вы можете положить руку на живот и улыбнуться? Если это вас не затруднит, то желательно правую, Оливия. Чтобы браслет было лучше видно.

Я не особо и хочу, но, конечно же, могу. Иногда приходится играть по чужим правилам. Особенно когда тебе платят. Просто меня удивляет, почему вдруг именно сейчас. Эта фотосессия… туники и шорты сменялись летними комбинезонами, и, предчувствуя, что она подходит к концу, секунду назад я уже была почти расслаблена, несмотря на тёмно-синее макси платье на тонких лямках с узорами белого цвета и сборками под грудью, что вообще-то совершенно не мой стиль, и тут неожиданно такое. Напряжение возвращается словно по щелчку пальцев. Я хотела хотя бы немного снова побыть в центре внимания, когда что-то происходит именно из-за меня, без привязки ничего другого. А теперь мне хочется лишь сбежать, исчезнуть, чтобы на меня перестали смотреть. Всегда умиротворявший меня звук набегающих на океанское побережье волн сейчас не справляется с возложенной на него задачей. Я уже устала. Слышать щелчки камеры и просьбы фотографа относительно положения тела, местонахождения рук или того, каким должен быть взгляд. Стоять на песке, который прежде никогда не казался мне столь неприятным, и ощущать, как его мельчайшие частицы проникают в пространства между босыми пальцами. Ветер вызывает прохладу и дрожь, продувая почти насквозь, но, будучи на виду, людям вроде меня приходится многое терпеть и переносить эти вещи стойко, не выдавая собственного дискомфорта.

Вот разве я могу просто взять и уйти в палатку для переодевания, и сказать, что отказываюсь продолжать, потому что не думала, что всё будет продвигаться настолько медленно и неторопливо, а значит, им всем придётся довольствоваться уже отснятым к настоящему моменту материалом? Разумеется, это невозможно. Хотя формально у меня вроде бы есть уважительная причина. Та, что выделяется так, что её нельзя не заметить. И про неё не забыть, как ни старайся. Закончился токсикоз, и твой организм снова способен принимать пищу, не отторгая её? Ну, радоваться рано, потому что отныне есть всё подряд ни в коем случае нельзя, даже если ты и раньше была избирательна и тщательно контролировала своё питание. Новое положение в любом случае потребует как минимум двойных порций, так что желание уследить за весом можно автоматически вычеркнуть из мысленного списка дел. Говорят, что человек ко всему привыкает, но ко мне словно привязали гирю, обвязали её вокруг моей талии, и до окончания всего этого к ней добавится ещё один подобный груз так точно. Я ощущаю несвойственную тяжесть каждый раз, когда просыпаюсь, в течение дня из-за того, что вскоре трансформируется в реальные толчки и удары изнутри, и снова и снова перед сном. Удобное положение при всей скудности вариантов найти всё сложнее и сложнее.