— Знаешь, Андрюш, я ведь тоже, как только увидела тебя в первый раз, у меня как будто оборвалось всё внутри. Мне так захотелось, чтобы ты обратил на меня внимание. А ты был такой серьёзный и даже не глядел в мою сторону. А потом мы стали оси эти дурацкие разносить, и ты был рядом, и я была на что угодно готова, лишь бы этот день не кончался. А когда мы исполнительные рисовали… Знаешь, у меня ведь и было-то всего пару раз. Дура была, хотела попробовать, как это, ну, когда мужчина и женщина. И, хоть верь, хоть не верь, мне это совсем не понравилось. Но когда мы с тобой, я… это было так здорово, я словно бы улетела куда-то, будто в раю побывала. А сегодня… сегодня мне так захотелось всё повторить, что… я не знаю, но мне стало страшно, когда ты… Андрюш, ну скажи пожалуйста, почему? Может, я что-то не то сделала, почему ты сегодня такой, почему ничего не вышло? Это ведь я во всем виновата, да?
— Ты тут совсем ни при чем, — выдавил я со вздохом.
— Но… тогда что? — Лена смотрела на меня с ожиданием.
А я снова молчал, не отрывая от неё глаз. В этот миг она казалась мне лучшей из лучших, красивейшей из красивых, самой желанной из всех женщин этого мира. Но отвечать я ей не хотел. Не мог заставить себя сказать правду.
«Господи! Ну, ты же умница, ну, придумай же что-нибудь, найди объяснение».
И она действительно его нашла.
— Кажется, я и вправду полная дура, — пробормотала Лена спустя примерно минуту. — Ты же работал весь день. Все ушли, а ты остался и, пока всё не сделал… Ну да, ты же устал совсем. А тут я, идиотка, со своей лю… с желаниями дурацкими, да?
Я улыбнулся:
— Ну да. Где-то так. Примерно.
Девушка снова прижалась ко мне, обхватила руками и звенящим от счастья голосом проговорила:
— Господи! Какая же я дура. Самая счастливая дура на свете…
Как выяснилось, Лена жила на другом конце города. Если считать от моего общежития, то почти на два километра дальше, чем Жанна. Поэтому ровно половину дороги меня не покидала мысль, что если нам по пути вдруг встретится моя бывшая-будущая, то это будет полный пипец. Ситуация как в водевиле или итальянской комедии положений: иду под ручку с одной, а навстречу — другая. Результат, в лучшем случае, просто немая сцена, а в худшем — боюсь, что одними лёгкими телесными не отделаюсь.
Беспокоиться я перестал, лишь когда мы миновали центральный городской парк и дом Жанны остался далеко позади. Лена, кстати, на перемену моего настроения внимания не обратила. Во-первых, потому что не знала об этой проблеме, а во-вторых, ей и собственных переживаний хватало. Ведь, по сути, она только что объяснилась в любви — отчаянно, словно в омут с головой бросилась — и даже получила ответ, который, увы, можно было трактовать как угодно.
К несчастью, она, скорее всего, трактовала моё невразумительное бурчание как «я тоже тебя люблю». В принципе, она была недалека от истины. Мне и, правда, казалось, что влюбился без памяти в эту девушку, и если бы не случилось в моей жизни Жанны, то её место Лена бы заняла без вопросов. Даже мысли бы не возникло променять её на кого-то еще. И в итоге где-нибудь через полгодика-год, к гадалке не ходи, стала бы мадемуазель Кислицына мадам Фоминой. Судя по её счастливому и цветущему виду, Лена против подобного развития событий не возражала. Наоборот, была бы на то её воля, постаралась бы ускорить процесс по максимуму. Поход в ЗАГС, заявление, «испытательный» срок, разноцветные ленточки на машине, свадебная фата, марш Мендельсона, крики гостей «Горько!», новоиспечённый муж, на руках уносящий в спальню уже не невесту, а законную суженую, и как апофеоз всего — жаркая брачная ночь, от заката и до рассвета, не смыкая глаз, не размыкая объятий…
Вообще говоря, Лена вела себя, как девчонка. Шутила, смеялась, забегала вперёд, что-то рассказывала, возвращалась обратно, брала меня за руку, куда-то тянула, снова смеялась. В сравнении со мной она и вправду выглядела девчонкой. Но одновременно — женщиной. Настоящей женщиной. Несмотря на кажущуюся непосредственность, по её лицу временами пробегала какая-то тень, словно бы она чувствовала, что я не тот, за кого себя выдаю, как будто уже догадывалась, что, на самом деле, я старше и опытнее её. Причём, намного. И ей вовсе не требуется учить меня «жизни» и заставлять делать то, что я не хочу. Короче, побаивалась она меня. Трусила, одним словом. Даже не подозревая, что сам я трушу не меньше. Боюсь того, что может произойти в самом ближайшем будущем. Что выбор мне, так или иначе, сделать придётся. Трудный выбор. Словно ножом полоснуть по сердцу, которому не прикажешь.
Везёт, блин, последователям ислама. Им можно иметь сразу нескольких жён, и никому даже в голову не придёт упрекать восточных товарищей за излишнюю, с точки зрения «просвещённой» Европы, любвеобильность. Ну да, прямо как в песне, «если б я был султан, я б имел трёх жён». Впрочем, мне бы хватило и двух. И каждая была бы для меня единственной и неповторимой.