Три кварка (1982-2012)

Всё, что я пел — упражнения в любви

Того, у кого за спиной

Всегда был дом…

«Господи! Что я пою?! Я же совсем не это хотел! Что теперь Лена подумает?»

Я никогда не хотел хотеть тебя

Так,

Но сейчас мне светло,

Как будто я знал, куда иду.

И сегодня днём моя комната — клетка,

В которой нет тебя…

Ты знаешь, что я имею в виду…

Лена смотрит на меня не мигая. Рот слегка приоткрыт, грудь вздымается, глаза блестят… А я всё продолжаю и продолжаю… Певец, блин! Тетерев на току!

Мне не нужно слов,

Чтобы сказать тебе, что ты —

Это все, что я хочу.

Всё, что я хочу,

Всё, что я хочу,

Всё, что я хочу…[1]

«Всё. Слава богу. Допел».

Жалобно тренькнув, гитара падает на кровать. Я её почти ненавижу. Гитару, конечно, а не кровать. Медленно поднимаюсь со стула. В горле комок. Облизываю внезапно пересохшие губы.

Лена не отрывает от меня взгляда. Тоже встаёт, делает шаг навстречу. На шпильках она почти вровень со мной. Секунда, и её руки уже на моих плечах. Ещё секунда, и они обвивают шею. Губы у Лены мягкие, пальцы нежные, а язычок проворный и очень настойчивый.

Сопротивляться я ей не могу. Да и не хочу, если честно. Инстинкты в союзе с гормонами опять побеждают разум, плюют на все его бессмысленные потуги «остаться в рамках».

Поцелуи становятся всё более и более страстными, на близость женщины организм реагирует так, как ему и положено. Одна рука уже шарит под блузкой, нащупывая застежки бюстгальтера, вторая скользит по талии вниз, подбираясь к самому «вкусному». Тела наши дрожат в предвкушении. К чёрту условности! К чёрту ненужные мысли! Пусть рушится мир, нас это сейчас не волнует. Есть только мы, и мы вместе, а всё остальное — неважно!..

— Андрюха! Ты дома?

«Твою мать!»

Мы с Леной резко отрываемся друг от друга.

«Шурик! Скотина! Такую тему испортил!»

Лена прячется за меня и лихорадочными движениями пытается привести себя в относительно нормальное состояние, приличествующее каждой добропорядочной советской девушке. Поправляет причёску, юбку, застёгивает пуговицы на блузке. «Ну да, всё верно. Мы ничего такого не делаем. Просто… эээ… чаю вот решили попить. Чайника, правда, нет, но кого и когда останавливали подобные мелочи?..»

— Андрюха! Открой, дело есть, — продолжает барабанить по двери Синицын.

Ругаюсь сквозь зубы и иду открывать.

— Ну? Что хотел?

— Слушай, Андрюх, тут это, мысля́ одна появилась… — Шурик протискивается мимо меня и… замирает с отвисшей челюстью.

— Какая ещё, к бене, мысля? — я пытаюсь оттеснить его в коридор, одновременно оглядываясь на Лену. Кажется, она успела привести себя в божеский вид и теперь как ни в чём ни бывало стоит у окна, изображая святую невинность.

Приятель вопрос игнорирует. Ошарашенно пялится то на меня, то на Лену, потом трясёт головой, словно не верит увиденному, и начинает громко шептать:

— А это кто? Ленка, да? Ленка?

— Нет! Рабыня Изаура! — рявкаю я и самым решительным образом выпроваживаю его из комнаты. — Потом, Шура. Всё потом.

Захлопываю дверь. Мысленно себя матерю.

Шурик конечно гад, но, в принципе, я ему благодарен. На самом краю меня удержал, припёрся бы он чуть попозже и свой грех перед Жанной я бы не искупил никогда. Блин! За что мне такие мучения?! Две женщины, обе такие разные, но устоять ни перед одной не могу. И выбирать не имею права. Знаю, кто мне судьбой предназначен. Знаю, но прямо сейчас убить себя готов за подобное знание. За будущее, которое ещё не свершилось. За прошлое, которого не было. За настоящее, в котором я самая обычная сволочь. Сволочь и бабник. Желал осчастливить весь мир, изменить его в лучшую сторону, а в итоге даже в себе не сумел разобраться. Смотрю на Лену и вижу, влюбилась она в меня не по-детски. А я, вместо того, чтобы честно признаться, что и мизинца её не стою, всё тяну и тяну. И чем дальше, тем всё больше и больше запутываюсь в собственной лжи. причём, лгу я не только ей. Себя обманываю, думая, что «само рассосётся». А вот хрен тебе, Андрей Батькович! Не рассосётся. Как ни крути…

— А кто такая рабыня Изаура? — внезапно интересуется Лена.

«Во, блин, попал!»

— Эээ, — пробую найти объяснение и в конце концов нахожу. — Ну-у, это персонаж одного романа. Бразильского, кажется. Его в «Иностранной литературе» печатали.

Гостья на миг задумывается:

— Не помню такого.

— Давно это было, — я развожу руками и улыбаюсь.

Лена сразу же забывает о сказанном, отрывается от окна и одаривает меня многообещающим взглядом. Слова не нужны, она явно желает продолжить начатое. То, что было прервано появлением Шурика.