Третий всадник

– За хорошо сделанное дело. И за новые добрые дела. Основную задачу наша группа выполнила. Дальше пускай местные зачищают все. Мы, считай, порядок навели.

– Скоро по домам? – полюбопытствовал я.

– Надеюсь. Ждем указаний.

– А руководство областное? Так ему с рук и сойдет, что устроили мор на территории? – спросил я.

– Не знаю, Александр Сергеевич. Сложно тут все. Я, конечно, их бы за жабры взял. Но…

– Не получится?

– Получится. Но сейчас не тот момент. Все должно состояться в свое время. Только в этом залог успеха.

– Все же не понимаю этих перевертышей. Чего им не хватало? И вообще – как определить, где свой, где чужой?

– Товарищ Большаков, ты мальчик, что ли, с пламенным взором и пылким сердцем? Ты чекист. И насмотрелся наверняка, откуда и как перевертыши берутся в бурные времена Гражданской войны и революции.

Я только кивнул. Насмотрелся. И встречался с этим не раз по долгу службы в той комнате кривых зеркал, где противником, впрочем, как и союзником, может оказаться кто угодно. Гражданская война и революция так взболтали и перемешали и сословия, и умы людей, и убеждения, что бесчисленное количество союзников и врагов стремительно менялось местами. Идеи и идеологии вспыхивали и затухали. Видел я и бесчисленные предательства, совмещенные с потрясающей гибкостью убеждений, и твердокаменную верность уже обрушившимся идеалам. И во всем этом хаосе кто перед тобой, друг или враг, порой можно было только гадать. Под личиной старого коммуниста или чекиста вполне может скрываться закоренелый контрик, перевертыш, приспособленец или просто вор. А социально чуждый интеллигент или белый офицер, просветлев однажды сознанием, становится самым верным слугой социалистическому отечеству. А самое страшное – это бесконечная борьба за власть, которая может пробудить в человеке существо безжалостное и беспринципное.

– Ну, с Головченко все ясно, – сказал я. – Примкнул не к тем силам. Внутрипартийная фракционная борьба – это скорее война. При таком накале, как сейчас, в ход идут любые средства. Даже союз с эмиграцией и зарубежными разведывательными организациями.

– Которые представлял Лифшиц, – добавил москвич.

– Лифшиц. С ним как такое могло случиться? Старый большевик. С самим Лениным еще до революции бок о бок работал. Награды у него, безупречная биография. Борьба на Дальнем Востоке с оккупантами и Колчаком. Книги и портреты с таких людей писать.

– У каждой медали имеется обратная сторона. А там нарисовано нечто совершенно иное. На той стороне он старый, матерый агент противника. В свое время был завербован царской охранкой и очень успешно сдавал товарищей по партии… Ну чего кривишься? Охранка работать умела. По самым приблизительным подсчетам в революционной среде было около полусотни тысяч ее агентов. Недаром в феврале семнадцатого, как царя свергли, одни пламенные революционеры мечтали эти архивы получить, а другие – уничтожить. Очень много интересных бумажек сгорело. Одна из них – это обязательство Лифшица работать на царских сатрапов. Дело прошлое. Теперь только догадываться можно, сколько людей из-за него пострадало.

– Шкура.

– Она и есть. Точнее, блюститель шкуры – своей собственной, которая для него важней всего… На Дальнем Востоке в подпольных парторганах он якобы героически себя проявил. На самом деле на определенном этапе его вычислили те, кто знали о его связях с охранкой. И сделали предложение. В общем, и там сдавал своих соратников. В связи с этим становится понятна цепочка провалов, которые там были. А тогда ведь с подпольщиками разговор был короткий – сразу виселица.

– Чужая душа – потемки, – отметил я, и мне захотелось от этой страшной картины все же хлопнуть рюмку коньяка.

– После Гражданской войны он так и остался в руках своих кураторов, которые теперь были за границей. Как положено, шпионил, выполнял всякие хитрые задания. А потом его хозяева как-то спелись с окопавшимися в столице соратниками Головченко. В итоге революционеры и контрреволюционеры, сплотившись, решили устроить контрреволюцию. Начать с Нижнепольской области. Очень уж хорошо у них тут складывалось. А потом, с учетом проблем в стране, мог получиться эффект домино. И смена власти.

– И концессии для буржуев, как говорил Головченко.

– И это тоже. Дешевая распродажа страны, о чем до сих пор мечтает иудушка Троцкий. Никакой коллективизации с индустриализацией. Одни зарубежные концессии. Здравствуй, такая милая монархисту старая Россия – с сохой, без тяжелой промышленности и без хотя бы каких-то шансов выйти победительницей из столкновения с буржуазными странами.

– И ведь какую банду Лифшиц сколотил. Да не одну.

– Тут ему хозяева помогли. Просто толпами посылали своих людей, перед этим наспех легализовав. Вон продотряд взять. Основная масса бойцов там честно выполняла свой долг. Но ядро сплошь состояло из всякого отребья – бандитов, бывших колчаковских контрразведчиков и прочей шушеры, которые использовались для самых темных делишек.