Третий вариант

Когда стюардесса приносит выпить, она просит подать ей стакан яблочного сока. Я более традиционен и прошу водки и апельсинового сока. Такое ощущение, что она отрешена от жизни. Впрочем, это ее дело. Надеюсь, она действительно хорошая переводчица. А на все остальное мне наплевать.

Представляю, как унизительно для «владельца скотобойни» отправлять в Швейцарию на поиски нужного им человека инвалида и такую девицу. Наверное, он бесится от злобы. Если бы не крайняя необходимость и не моя репутация, он бы никогда не согласился на такой вариант. Впрочем, и я бы не согласился. Платят много, но и риск огромный. Ведь если я не найду Касимова, придется прятаться уже от моих заказчиков, которые не только захотят вернуть задаток, но и обеспечить мое вечное молчание.

Судя по всему, в самолете их людей нет. Во всяком случае, в нашем салоне. Подготовить еще одного человека они, конечно, не успели. Но это совсем не значит, что нас никто не будет встречать в аэропорту. Там наверняка дежурят их люди, которые должны были остаться после исчезновения Рашида Касимова. Они долго проверяли в Швейцарии, потому что понимают: все нити начинаются именно оттуда. На месте нас обязательно будут ждать подручные моего заказчика. Мою напарницу это, кажется, не волнует. Ее не волнует ничто на свете. Она просто выпивает свой яблочный сок и сразу засыпает, прижавшись головой к иллюминатору. Почему она меня так раздражает? Наверное, потому, что должна исполнять роль моего своеобразного «костыля», помогая ориентироваться в незнакомой среде. А я привык всегда и во всем полагаться только на себя. Впрочем, это не значит, что мне никогда не помогали. Хорошее оружие, нужные заказчики, необходимые посредники — все это у меня было. Но никогда еще не было подобного «костыля», от которого во многом зависел успех операции.

Между мной и моими клиентами всегда находился только оптический прицел винтовки. Теперь я должен прибавить к нему и ту несобранную дуру, которая сейчас спит как сурок.

Когда стюардесса принесла еду, попутчица проснулась и накинулась на пищу так, словно голодала несколько дней. Она ела быстро и жадно: заметив мой взгляд, пожала плечами, объяснив:

— Я сегодня не завтракала.

Я ничего не ответил, дав понять, что меня это не касается. Когда она кончила есть и нам принесли кофе, наконец соизволила произнести следующую фразу:

— Вы знаете, где мы будем жить?

— Нет, — ответил я, — мне казалось, вы должны это знать лучше меня.

— Они сказали, что вы сами выберете место для жительства. Я получила инструкции всюду вас сопровождать. Мне сказали, у вас есть необходимые средства для нашей командировки.

Вот это здорово! Получается, что сэкономили на моем гонораре, включив в него и заботы о переводчике.

— А вам не заплатили? — спросил я гневно.

— Мне обещали выдать десять тысяч, — улыбнулась она, — поэтому я и согласилась. А в аэропорту дали на расходы всего две тысячи долларов.

— Этого мало? — Я уже ничему не удивлялся.

— Для Швейцарии, конечно, мало. Вы, по-моему, в Цюрих летите впервые.

— Это неважно, — строго заметил я. — Вам сказали, сколько дней мы будем в Швейцарии?

— Сказали: командировка продлится около двух недель. А что, вы считаете, мы можем еще задержаться?

— Увидим.

— Вы всегда такой неразговорчивый? — Кажется, еда на нее подействовала благотворно.

— А вы всегда такая болтливая?

— Нет. — Она опять улыбается, и вокруг рта появляются морщины. Иногда мне кажется, ей гораздо больше лет, чем я думаю.

Вновь появляется стюардесса и предлагает напитки. На этот раз я благоразумно отказываюсь. Нужно знать меру, тем более что с момента вылета из аэропорта я уже на работе. Хотя, если честно признаться, работа началась с того момента, как посланцы Глухаря появились в маленьком городке и так резко изменили мою жизнь. А может, даже и еще раньше, когда Савелий рассказал все Глухарю. С тех пор все шло по очень жесткому сценарию, в котором права на импровизацию я был лишен начисто.

А вот уже с момента посадки в самолет я могу наконец начать игру по собственным правилам, так как мне очень не нравится и порученное дело, и его заказчики, и поведение Глухаря, внезапно вспомнившего про меня, и даже девчонка, которую мне дали в напарницы.

Почему Глухарь вспомнил именно обо мне? Этот вопрос все еще волнует меня. Его путаные объяснения не удовлетворили. Он ведь не так просто вышел на Савелия. Если знает, что на этом деле можно сорвать огромный куш, то почему ничего не просит? Считать, что можно удовлетвориться процентами, зная характер Глухаря, наивно. Сначала я тоже думал, что дивиденды от нашей операции могут принести ему гораздо больше, чем деньги. Потом, поразмыслив, понял, что это не так.