Третий рай

- Хрен с ним, давай, накатывай, а то ведь помрешь ненароком. Да давай, давай - подтвердил небрежно, поскольку Саня вытаращился на него с изумлением и аж протрезвел на миг. - а то я тебя в своем районе не видел, а то я не знаю, что ты из себя представляешь. Ты ж даже с мускуловиками пить умудрялся.

Санек, берясь за горлышко, поморщился. Да, было такое дело. Мускуловик, который сидел напротив, вполне правдоподобно опрокинул рюмку - но, видимо, закоротил голосовую мембрану и сразу окончательно замолчал. К тому же, водка, на найдя пищевода, полилась обратно на подбородок... больше Санек этому экзотическому собутыльнику не наливал.

- Ладно, ладно - добродушно проворчал Саня, разливая пойло и содроганием представляя, как он это будет пить. - смотри-ка, ради своей любимой даже здоровье портить согласен. Но, предупреждаю сразу, может быть ты не будешь в восторге от того, что она говорила.

Саня пододвинул Руту рюмку усмехнулся, заметив его вытянувшееся и погрустневшее лицо.

- Только после второй расскажу. Так тебе - да и мне - спокойней будет.

Сгорающий от нетерпения Рут сам, сразу налил по второй, но Санек еще поиздевался, не спеша закусывая и не торопясь закуривая. А когда Рут уже был готов схватить его за грудки и вытрясти рассказ, не спеша начал.

- Ну так вот, она тебя называла гадом. Так и сказал - гад, гадина. Рассказала, что от большой тоски переспала с половиной мужского населения поселка, что со многими ей было так хорошо, как не было хорошо даже с резиновыми мальчиками. И гораздо лучше, чем с тобой. Но!!

Поднял палец Санек, осознав, что Рут налился свекольной густотой и тяжело задышал.

- НО при этом она уточняла - не знала, видимо, что ты будешь со мной пить. - так вот, она говорила, что не может забыть этого гада, а что должна. Что ни один из тех, кто пользовался ей, не смог заменить тебя. Потому что они все было стандартные, и, когда она устала быть такой как все - хотя как ей этого хотелось, как ей этого хотелось, если бы ты только знал - она опять стала вспоминать о тебе, придурок старый.

Саня думал, что Рут действительно будет рад - ну что такое, в конце концов, измена человека, который ужа давно стал свободным и порвал всякие отношения со своим прежним любовником? Эта девочка имела полное право пить положенные ее возрасту наслаждения полной чашей - и она, вырвавшись на свободу из общественной колоссальной тюрьмы, этим воспользовалась. Саня ее вполне понимал- народ, с которым ему довелось общаться, был, конечно, со своими тараканами в косматых головах и со своими, как говорили в его время, заморочками, был все-таки живым и настоящим. Ну а если уж на девочку, которая, как ни крути, не блещет красотой, есть спрос, то грех этот спрос не удовлетворить. И самой разобраться, в конце концов, что лучше - идеальные мускуловики или совсем не идеальные, но настоящие и живые люди?

Рут действительно должен был прыгать от радости - какой бы распутницей, от тоски или от похоти, девочка Стенка - здесь Танька - не была, образ худого, начинающего седеть человека оставался в сознании, как выжженное паленым клеймо.

Может, это и есть настоящая любовь? - думал Саня, стараясь собрать из двух расплывчатых нечетких образов Рута один приемлемый. Несколько стопок, легшие на старые дрожжи, слишком быстро довели его до кондиции. Рут сидел напротив, смотрел, как клюет носом отяжелевший Саня и жалел, что воспитание не позволяет ему пустить кровь по густой бороде - за такие хорошие новости. Он даже сжимал костлявый кулак и смотрел на него, на суставчатые обтянутые коже кости, и сомневался, может ли это грозное оружие доставить такие разрушения, какие бы ему хотелось? Да и удобно ли это - бить спящего человека? Судя по рассказам, которые лились из подвыпившего Санька нескончаемым потоком, бить упавшего, лежачего, а тем более спящего человека считалось недопустимым и позорным. Надо бы пробудить жалкого пьянчужку - сам Рут, как человек фактически непьющий, к непросыхающему Саньку относился со здоровой брезгливостью - но вот как к этому подступиться, он не знал.

Санек сам решил эту проблему - он вдруг вскинулся, как конь, которого жестко осадили на полном скаку, схватил бутылку, раскрутил ее так, что побелевшая от пузырьков водка пошла винтом...

Рут, недобро оскалившись, ждал - сейчас пьянь подзаборная, ханыга, синяк вольет в себя отраву, а на закуску получит хороший удар в зубы.... Он слышал, что еще в двадцатом веке гонцов, приносящих плохие вести, привязывали к электрическому стулу. Что с ними делали потом, узнать как-то не довелось, но уж ничего хорошего. Он, Рут, живущий среди благородных потомков благородных людей под куполом, может позволить себе один удар и за бессонные ночи, и за рвущую живот тоску, и главное, главное - за плохие вести.