Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград

Выйдя из «гошпитали», координатор по влажному зною, проклиная и июль, и август, и заодно нововведенный тиберий, поплелся обратно, в прохладу интерната, чтобы повидаться с эсэмгэшниками, упорно отказывавшимися на более низком уровне согласовывать вопрос об изготовлении для химиков железной углевозгонной печки.

– …А в таком случае мы не гарантируем больше ничего! – Коренастый крепыш, глава слесарно-механической группы, оторванный от станка, орал, пытаясь перекрыть лязг и визг, стоявший в обширном зале. Здесь, и больше нигде, штамповали, вытачивали, варили кружки, запасные лопасти для лодочных моторов, опасные бритвы, детали арбалетов, а в углу, обливаясь потом, небольшая толпа, состоявшая из эсэмгэшников, химиков, геологов и еще каких-то специалистов, возбужденно бурчала около муфельной печи, нескольких уродливых кожухов и груды бурого минерала: в последнее время предпринимались попытки выплавить железо из образцов низкокачественной руды, привезенных недавно из Скальной лощины.

– Вы повесили на нас все! – продолжал наседать Постышев. – СМГ туда, СМГ сюда! Что важнее, гражданин начальник: двести буржуек, которые приказано склепать к декабрю, или ваш уникальный агрегат, который приказано делать немедленно, бросив все свои дела? Вы уж выбирайте!

«Сюда бы Маляна, – устало подумал Казаков. – Пусть бы структурально порассуждал. Тема глобального труда: Тойнби, Парето и двести буржуек к зиме. И людей-то неоткуда снять…»

– Если мы вам на два часа удлиним рабочий день, – прокричал в ответ координатор, – с увеличением пайка и прочего снабжения на четверть, что скажете?

– Надо посоветоваться. Но вряд ли: ребята и без того зашиваются!

«Надобно бы по новой перепись произвесть, – думал слегка оглохший Казаков, идучи по коридорам интерната. – Не может быть, чтобы не нашлось человеческих резервов. Что там? Можно снова курсантов-морячков снять, на месяц в СМГ бросить, тут элеватор скоро закончат, там шаланды…»

Координатор представил себе лицо Крайновского при обсуждении вопроса о временной переквалификации морячков и вздрогнул, потому что из класса навстречу ему вышел Стась собственной персоной. На двери класса углем было начертано: «Навигацъкая коллѣгiа».

– Саня! – радостно воскликнул первый навигатор. – А я думал, что тебя теперь час искать придется. У нас план: надо бы «Тариэль» опробовать на ходу, так вот возникла идея – вдоль побережья на запад, к устью Двины. А?

– Ничего я не знаю, делайте, что хотите, – утомленно пробормотал Казаков.

– Сань, ты что, перегрелся? – Крайновский старательно поднял бровь. – Ты что, против? Почему?

– Разве я что сказал? Ладно, сегодня на Совете поговорим…

Казаков вспомнил, сколько дел вынесено на сегодняшний Совет, и застонал – про себя, разумеется…

ДНЕВНИК В. РОМАНОВОЙ

2 августа. Странно – чувствую себя последней шлюхой, хоть ничего особенного и не случилось. Дома на такие пустяки и внимания-то не обратила бы, разве что порадовалась – ах, какая неотразимая! Ах, первая красавица города! Страны, планеты и т. д. Саня позавчера с неотразимо-академическим юмором: «первая красавица на сто парсеков в округе»! Вообще чувство юмора у него то еще…

Что случилось? Да, я уже почти месяц не писала – сначала незачем было, не о чем плакаться, потом все это случилось… Глупо пытаться описать, что я испытывала, когда узнала, что Валера жив. Облегчение, радость, конечно, и какую-то неправильность, что ли… Не знаю, глупости, конечно, не было такой категории в нашей земной жизни, быть не могло. Там надо мной бы посмеялись: чего ж ты хочешь, дура? Мужик твой спасся… Сильный, веселый, нежный, умный, уравновешенный, не чета этому бешеному голубоглазому ребенку, а уж остальные и в подметки не годятся, так радуйся! Не могла, какие-то новые эмоции, что ли? Можно так сказать, или это будет слишком велеречиво: здесь… (полторы строчки зачеркнуты) черт, все как-то по-казаковски красиво и прямолинейно. Вот, дура, пишу и пишу, и все какую-то ерунду. Короче, как будто он виноват, что жив, раз они погибли, даже если он и первый шагнул… а как там на самом-то деле было? И что там было? Потом, эти две возлюбленные, погибшие по его вине за два месяца – то есть, конечно, я не испугалась, все-таки до такого маразма трудно дойти, но… Мрачный юморной мистицизм наедине с самой собой, потом еще это его через край бьющее жизнелюбие при встрече… В общем, уехал он без меня. Тут пошли какие-то шепотки, карикатуры эти страшные, геологи и геодезисты на дискотеке страшно подрались с плотниками – одним словом, не одна я испытывала это дурацкое чувство. Саня проявил себя классическим джентльменом, ни словом никого не обвинив…

Позавчера 30-е число, мой день рождения. Валерьян прислал пылкую радиограмму, полчаса нежно журчал в наушниках, но приехать, мол, никак не могу – рыхлые породы, частичные оседания… Ох, угробит он там еще дюжину народу, ну что за человек! Впрочем, ладно, короче, не очень-то и хотелось.