«17.07.3794 г.
02 часа 26 минут 15 секунд бортового времени. Зафиксирован сигнал искусственного происхождения с ярко выраженной периодичностью, дешифровке поддается.
02:27:17. Определена нештатная ситуация. Полученный сигнал классифицирован по категории SOS.
02:27:29. Инициировано экстренное пробуждение экипажа».
Криогенный модуль «Спейсстоуна» был обставлен безо всяких изысков — скупо и функционально.
Десять низкотемпературных усыпальниц (девять рабочих и одна резервная) тянулись в два ряда, по обе стороны узкого прохода.
Только две из них оставались закрыты, колпаки же остальных были в данный момент подняты вверх.
— Фрайг… — Сергей Иволгин с трудом сел, придерживаясь обеими руками за борта криогенной камеры. Его глаза оставались при этом закрыты, на лбу выступили мелкие бисеринки пота, губы шевелились, добавляя еще что-то почти беззвучное…
Сбоку от него Влада Раевская, стоя на полу, с видимым усилием массировала свое плечо, при этом ее лицо с крупноватыми, но в общем-то симпатичными чертами кривилось от боли.
Дитрих Миллер сидел в своем саркофаге. Над бортом низкотемпературной усыпальницы возвышались его наголо бритая голова и мощный торс с узловатым рельефом мышц. Его кожа, обычно эбеново-черная, сейчас казалась серой.
Яна Монтгомери, навигатор «Спейсстоуна» и одновременно старший офицер, заместитель капитана, уже успела натянуть полетную форму и теперь разглядывала в зеркало свое бледное, осунувшееся лицо с заострившимися, похудевшими после криогенного сна чертами.
— Эй, кто-нибудь знает, что случилось? — прозвучал в тишине отсека голос Олега Золотцева, который (так же, как и Сергей Иволгин) являлся инженером бортовых систем огромного космического комплекса.
— Это внеплановое пробуждение, — не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале, ответила Яна, одновременно массируя себе виски подушечками указательных пальцев.
Закончив массаж, она несколькими движениями привела в порядок свои коротко стриженые волосы, повернулась и добавила, указав на табло общего оповещения:
— Видишь, сигналы желтые? Не тревога, конечно, но близко к тому. Так что пошевелись, — посоветовала она, направляясь к выходу из отсека.
Последним из своей криогенной камеры поднялся, брезгливо отряхивая приставшие к телу капельки желеобразной массы, Эшгар Гуранов. Из всего экипажа он был самым низкорослым. Волосы на его голове мелко курчавились, черты лица несли в себе что-то неуловимо азиатское. Несколько секунд его взгляд был направлен в одну точку. Потом он повернул голову и спросил:
— Мы куда-то прилетели?
Вопрос был воспринят со сдержанным пониманием. Ждать от человека чего-то особо умного сразу по пробуждении не приходилось, и на первые фразы восставших из ледяных объятий криогенного сна обычно просто не обращали внимания.
Дитрих, все еще сидя в камере, повернул голову, посмотрел на пустой криогенный саркофаг, который должен был занимать Алан Хоук, капитан «Спейсстоуна», и покачал головой в ответ своим мыслям.
— Монтгомери права. Что-то пошло не так. Это нештатное пробуждение, — изрек он в своей обычной немногословной и отрывистой манере, одновременно выбираясь из ячейки. Схватив полотенце, Миллер принялся энергично растирать свою кожу, пытаясь вернуть ей потерянное тепло. — Удивляюсь, почему женщины всегда встают раньше нас? — спросил он, оценивающе скользнув взглядом по фигуре Влады Раевской, которая уже успела одеться и теперь, следуя примеру Яны, приводила себя в относительный порядок перед зеркалом, укрепленным в глубине шкафчика.
Влада демонстративно передернула плечами, повернулась и ответила, язвительно улыбнувшись:
— Это потому, что я не люблю, когда на меня пялятся.
— Ой ли? — в тон ей парировал Дитрих. — А я думал наоборот, — беззлобно поддел он.
Раевская отвернулась.
Сергей, натягивая одежду, посмотрел на табло бортового хронометра, скрытое от остальных выступом переборки, и сказал:
— Думаю, что мы пересекли весь Рукав. Кому интересно, могу сообщить: мы спали девятнадцать с хвостиком лет.
— Ни хрена себе… — Олег со стоном выбрался из своего саркофага. — А наши пассажиры-то, смотри, посапывают… — Он склонился над одной из работающих криогенных камер, пытаясь разглядеть черты лица погруженного в низкотемпературный сон человека.
— Эй, отвали от камеры! — прикрикнул на него Сергей, по негласной, но устоявшейся традиции несший своеобразный «крест» бескорыстного шефства над своим разболтанным товарищем, которого в душе считал просто раздолбаем.
Золотцев глупо ухмыльнулся и поплелся к своему шкафчику.
Миллер протянул руку, уперев ладонь в переборку.