Третья

В этот день мы с бабушкой Лиз обе расположились спать на кухне, находится в нашей спальне, было невыносимо грустно. Когда уже убавили электричество до минимума, мы ещё сидели за сложенным миниатюрным столиком и пили чай. Бабушка Лиз взяла меня за руку и погладила по голове, добавив: «ты должна знать всю правду».

Мне казалось, я не готова к тому, что она тогда рассказала, это очень сильно изменила моё представление о происходящем, изменила мои мысли, просто разделила жизнь на «до» и «после».

– Не знаю, что вам сейчас рассказывают на ваших уроках, – она недовольно поджала губу. – Но, я хочу рассказать тебе правду!

Я нервно сглотнула, приоткрыв рот.

– Пусть. Это, и будет тебе казаться странным, но это моя правда. Я многое пережила, даже смерть единственной дочери, которая никогда так и не увидела настоящей красоты.

Бабушка как-то странно смотрела, опустив взгляд, на свои руки, сжимая пальцы.

– Люди во всём виноваты сами. Всё! И я в том числе, как всё живущие на земле, под землёй. – Осеклась она. – Даже не знаю с чего, начать…

Помедлив, она продолжила.

– Когда-то люди действительно жили на земле, а не скрывались, словно крысы в норах под её поверхностью. Ты многое слышала об этом за свою жизнь, на даже представить не можешь всю красоту и радость той жизни. Небо действительно было цвета твоих глаз, а может, они больше похожи у тебя на морские глубины… – Она подняла взгляд смущённый, слегка потерянный, словно была чем-то сильно расстроена. – На земле было много прекрасного, каждый день был особенным. Тогда, ещё было лето, это не потому, что так написано в календаре, а когда жарко и люди загорали под солнечными лучами на солнце. Лето сменялось осенью, и листья на деревьях желтели не потому, что перегорел прожектор или дерево перестали поливать, а тому, что так устроила природа. Тёплый ветер срывал жёлтую и багряную листву, кружил их стаями, орошая землю дождями, укутывая спокойствием и безмятежностью. Затем с наступлением зимы, природа укутывала землю белым покрывалом снега крупными хлопьями, падающего с неба. Снег, это белые очень красивые кусочки льда, точнее, замёрзшей воды, ох, трудно это объяснить. – Выдохнула она, – затем наступала весна, всё расцветало и зеленело.

Я слушала и вглядывалась в черты её лица, страх охватил всё моё существо, а может, от горя она сошла с ума, как дедушка, нашего соседа Лето.

– Пока не наступили страшные годы. Всё началось с войны, никому не нужной войны жадных людей. Людей, которым всё время было мало власти и денег. Они словно дьяволы питались людской болью, и пили людские слёзы. Люди ведь настолько глупы, что во всех бедах винят кого-то другого, не думая о том, что во многом виноваты сами.

Я кивала, не понимала, но покорно слушала, смотря в её ярко-синие глаза.

– Страны нападали друг на друга, по разным, но очень глупым причинам. И вот в ход пошло огнестрельное оружие, ракеты, самолёты, танки, бомбы. Всё, что создало человечество за всё эти годы. Но страшное было впереди. – Она со всей злостью сжала бледные губы, словно хотела причинить себе боль. – А потом. Потом вход пошло самое страшное оружие. Ужасней придумать, мне кажется, невозможно.

Я замерла в ожидании. Помедлив, бабушка махнула рукой, словно отгоняя назойливых насекомых. Это означало, что она не хочет говорить дальше, но я не сдавалась и едва слышно процедила:

– Что же было этим страшным.

– Людей начали травить. Много тогда писали об этом, много. Про химическое оружие и даже показывали кадры. С неба падал белый, словно высушенный снег, больше похожий на пепел. Люди в ожогах, корчащиеся от удушья животных с выпадающей шерстью, падавших замертво птиц, но ведь всё было страшнее. По миру уже бушевало оружие пострашнее. Биологическое оружие. Оно вызывало у людей заболевания, излечится от которых, было невозможно. Кто был сильнее и крепче, то адаптировался и выживал. Это было самым порочным и безжалостным убийством за всё время.

Она переключилась на воспоминания о моём детстве, затем что-то словно вспомнив что-то, обернулась, уйдя в свою комнату. Бросив меня с роем мыслей словно, металлические пчёлы на кустах тепличных гибридах. Я натёрла оставшиеся тарелки и налила воду в бойлер наутро. Маму очень раздражало, когда утром у неё нет горячей воды, чтобы приготовить завтрак и это бы грозило примерно такими же последствиями, как если лишить её кладовки с продуктами.

Бабушка Лиз вернулась, развеяв мои измышления, демонстрируя увесистую коробку.

– Здесь самое сокровенное… всё, что осталось… у меня.

Выдернув длинный шнурок из-под рубахи под формой, Лиз пристально, смотрела на изогнутый кусок металла, затем вставила его в небольшую прорезь и немного прокрутив, выдохнула. Дверца ящичка открылась, почти отлетев.

– Эта шкатулка принадлежала ещё моей бабушке. – Погладила пурпурную поверхность внутренней поверхности, напоминающую ткань, только мягкую и шершавую.

Я дотянулась пальцами, погладив бок шкатулки.