Третья

– Третья. – Бабушка Лиз села на низкий табурет, взяв меня за руки, и посмотрела мне прямо в глаза. – В этом мире не так много хорошего, а точнее, ничего уже хорошего не осталось, но, если полюбишь, люби.

– Я нет… нет. Я не влюбилась. – Она расхохоталась, поцеловав мою руку. – Бабушка.

После того как семья сестры поселилась у нас, заняв мою комнату, меня переселили к бабушкам, мы стали больше общаться и, конечно, мы с ними стали ближе. Лишь в выходной шла спать на кухню, чтобы они не будили меня рано утром своим радио.

В этот вечер мы допоздна сидели на кухне, и пили чай с травами. Наша Ясмин была почвоведом, как и мама и даже превзошла её в этом. Сестра, имея доступ к хранившимся разных молекул, жидкостей, семян, в криогенной заморозке. То есть всего того, что может понадобиться человечеству в будущем на новой планете. При помощи биологической модификации ей удалось выращивать редкие, давно утраченные растения. Как-то в день бабушки Лиз, она принесла капсулу с сильно пахнувшей травой, а бабушка воскликнула:

– Мята? Мята! Ясмина, где ты её раздобыла? Мята! Я так любила чай с мятой и мятные пастилки.

Оказался, это был заговор бабушки Марты с внучкой. Марта заблаговременно попросила её вырастить немного мяты, разморозив всего одно семя, тогда ещё начинающей лаборантке – почвоведу удалось вырастить за полгода целый куст в небольшом стаканчике. Мне казалось, я впервые видела бабушку Лиз такой довольной, а под вечер она даже танцевала с моим папой, которого всегда попросту игнорировала.

В тот вечер бабушка Лиз достала свою заветную жестяную коробку, мы пили, как она выражалась: «настоящий чай, а не этот подземный суррогат».

– А почему люди, рождённые на земле моложе тех, кто родился под землёй? Это из-за пыли? – Спросила я, её полушёпотом.

– Из-за пыли, – улыбнулась она.

– Она так плохо влияет на организм? Не только на лёгкие? – Не унималась я.

– Из-за другой пыли, – почти рассмеялась бабушка Лиз и оглянулась. Всё уже разбрелись по комнатам, и в коридоре никого не было.

– Из-за какой другой пыли?

– Третья. – Недовольно выдохнула бабушка Лиз. – Ты такая любопытная что, если бы я не знала собственный характер, подумала бы, что тебя подбросили к нам под дверь. – Смеялась она, приглаживая мои волосы. – Другая пыль, это не совсем пыль. Это нечто другое.

– А что же?

– Это «что» громадная тайна. И очень скверная. – Говорила, она, растягивая слова.

Я нахмурилась, словно отведав чего-то кислого, не понимая её слов.

– Скверная?

– Очень.

– А что ты помнишь прекрасного? – Я ловко подменила тему, научившись этому у сестры.

– Прекрасного? – Пожала она губами. Небо, ветер, дождь и снег, там было всё прекрасно! – Прошептала она и рассмеялась.

Странная у меня бабушка Лиз. День уже давно закончился и электричество убавили. Плезнер периодически мигал оповещением «режим», но мне было хорошо вот так сидеть на четырёхметровой кухне и болтать со своей прабабушкой, мудрей которой не было человека в нашем мире.

Этот день был лишь небольшой передышкой перед опустошением, которое испытали чуть позже.

Бабуля, моя милая бабуля. Её не стало спустя несколько месяцев. Бабушка Марта умерла, как и многие от поражения лёгких, её давно уже мучила бронхиальная астма, сейчас этим страдает практически каждый.

Последние дни она сипела так сильно, что практически каждый её вздох был слышен так же хорошо, как скрежет металла о каменные стены. Мама плакала ночами на кухне, а выходя, пыталась улыбаться, но припухшие глаза выдавали её.

Бабушка Марта всё время хрипела, одно и то же: «скорее бы конец, я так больше не могу». Возможно, она согласилась бы на то, чтобы врачи ввели ей инъекцию, как и всем тем, кто устал жить, но она верила в небо. Бабушка называла его богом, много о нём рассказывала, хотя не видела его ни разу, а только слышала о нём от своей мамы. Эти же рассказы слышала и я. Может быть, оно или он, и правда существует.

Прожила она почти девяносто лет, а маму родила, когда ей было почти сорок, моим родителям сейчас уже почти по пятьдесят. Они считаются долгожителями среди своего поколения. Не представляю, чтобы сейчас у них был ещё ребёнок. До этого у бабушки Марты был сын, но он умер, когда ему было девятнадцать лет, и поэтому она решилась родить ещё раз, так появилась мама.

Мы всё узнали ту секунду, когда бабушка Марта перестала жить. Никак не могу произнести слово «умерла». Она просто затихла, и мы больше не услышали скрежет её дыхания. Она словно отключилась от питания.

На следующий день нам выдали денежную компенсацию, забрав её месячный резерв кислорода, талоны на воду, тепло и продукты. Мама, не переставая всхлипывать, отложила очередной раз чеки в подпольный сейф.

Её маму, мою бабушку в тот же день отвезли на подъёмник, мы провожали её до самых ворот, затем шлюзы закрылись, и лифт увёз её на поверхность с такими же, как и она, неработающими телами, завёрнутыми в полиэфирные полотнища с гербом нашего мира и датой отправки на поверхность.