Третьи дворы

– Хаха! Ваня! Я мало кому разрешаю использовать мои фотографии. Я сразу подаю в суд, и все об этом знают. А тебе я разрешаю не просто фотографировать меня – но и публиковать потом эти фотографии без моего предварительного согласования. Им нельзя, а тебе – можно, причем неограниченно можно. Понимаешь? Ты можешь продать каждую фотографию хоть в сто журналов сразу,  хоть в тысячу. Любую мою фотографию, понимаешь? Я официально тебе это разрешаю. А они – не могут. А мои фотографии, Ваня, очень дорогие. Они фотографируют меня на показах, а потом сидят на мешках с деньгами, и не могут их  получить, потому что себе же хуже сделают, если попытаются мои фотографии куда-то продать. Как ты думаешь, полюбят они тебя?

– Я об этом не думал, – признался Иван. Парень подошел к нему сзади, положил ему голову на плечо и обнял за талию:

– И не думай. Просто не удивляйся.

– Да мне все равно, – Иван осторожно накрыл сверху ладонями руки Андре, – пусть хоть до смерти ненавидят.

– Ну, вот и славно, – кивнул парень и освободил руки, – пойдем, пообедаем. А потом сразу – на репетицию. Готов? Впрочем… вижу, что готов.

Они вышли на улицу и пошли по авеню.

 Иван пытался влиться, вжиться в город, примерить его на себя, вдохнуть его воздух и стать его частицей. Получалось плохо: его начали раздражать громко кричащие дети, бесцеремонные люди, которые пробегали мимо, задевая его то плечом, то портфелем… бибикали машины, где-то куда-то неслась скорая… сердце Нью-Йорка, центр города, известнейшее место – и люди-люди-люди-люди… столпотворение вокруг происходило такое, что Ивану захотелось закрыть глаза, зажать руками уши – и проснуться. Проснуться у себя, в третьем дворе, в тихой темной комнатушке, в неторопливом и спокойном Петербурге. Но рядом шел своей невероятной походной Андре, успевший нацепить солнечные очки, показывал ему рукой на дома, на вывески, оживленно болтал… Иван, чтобы не потеряться в толпе, ухватился за руку парня – и они пошли дальше, держась за руки.

А ведь я в настоящем Нью-Йорке, вдруг стукнуло Ивана по голове. Это не мечта, это реальность,  а рядом со мной, за руку, идет модель самых известных подиумов и домов моды! Господи, неужели это не сон? Неужели я не проснусь сейчас в своей каморке? Вот она, рука Андре, теплая, не собирающаяся никуда исчезать. Вот он сам, идет рядом, потрясающий, красивый, эпатажный, притягивающий к себе взгляд. На него все смотрят – еще бы, он ведь идеален! Он просто неземной какой-то – ни разу, никогда не видел близко от себя такую красоту! Это как же постаралась мать-природа, создавая этот шедевр? И я сейчас иду рядом с ним. И он держит меня за руку. И…

…Иван заметил, как сбоку сверкнула вспышка, а Андре взметнул руку к лицу, закрываясь от фотографа.

– Началось, – негромко пробормотал по-английски парень и быстро нырнул в ближайший ресторанчик, увлекая за собой Ивана.

– Придется нам остановиться на этом ресторане – мы слишком близко подошли к месту проведения завтрашнего показа, и нарвались на дежурящих фотографов. Я и не подозревал, что они на охоте уже сегодня!

– Я тоже должен буду так себя вести, когда буду ходить с фотоаппаратом? – осведомился Иван.

– Ну, если ты хочешь сотрудничать с желтой прессой, то – да. Если же ты хочешь снимать только моду, без сопутствующих сплетен – то, разумеется, нет.

– А это была желтая пресса?

– Угу. Я ж тебе говорю – твоя личность обязательно вызовет интерес. Я никогда раньше не был замечен в таких вещах – я не покровительствовал фотографам, не раскручивал новые имена, да и вообще, моя личная жизнь – это тайна за семью печатями. А тут вдруг – и такая сенсация! Хожу с тобой за ручку, лично аккредитовал! Хорошо еще, что они не видели, как мы вышли из одного отеля.

– Ну вот, я испортил тебе репутацию, – покачал головой Иван, – меня уже заметили с тобой рядом. Прости, я не думал, что нельзя будет держать тебя за руку…

– Почему же нельзя? Можно. Я же не хочу войти в историю как модель-девственница. А ты такой красивый, что я должен гордиться совместной фотографией. Да еще и за ручку.

Они сели за столик.

В Нью-Йорке Андре вел себя гораздо свободнее, чем в Петербурге – он был дома, он знал здесь рестораны, магазины, отели, знал, как себя можно вести, а как нельзя – словом, он находился на своей родной территории.

А вот Иван никак не мог приноровиться. Он даже злиться на себя начал из-за этого: ну что ж за феномен такой, что ему все никак не придется впору этот город! Ведь он когда-то мечтал играть в Голливуде. А это – тоже Америка, только сейчас он в гораздо более выгодном положении – ему никому не надо доказывать свою профпригодность, он УЖЕ имеет право фотографировать модный показ Джерматти, да еще и самого Андре Митчелла!