Никогда раньше Ивана вот так не обнимали мужчины. Обнимали в приветствии; обнимали, поздравляя; обнимали, хлопая по плечу; но никогда – вот так, объятия ради самих объятий. Иван обычно сам любил обнимать девушек – ему казалось, что он как будто закрывает собой их хрупкую спинку, согревает своим теплом, замыкает в кольцо своих рук, чтобы никому не отдать, чтобы защитить и укрыть, а волосы, в которые он обычно утыкался носом, были такие трогательно-мягкие, вкусно пахнущие, и хотелось нежно целовать маленькие ушки, доверчивый затылок… А сейчас… сейчас его самого так обнимали. И оказалось, что и с этой стороны объятий – это очень приятно, хотя и непривычно.
Мужчина закрыл глаза и немножко откинул голову, касаясь Андре щекой, повернулся в кольце его рук – и обнял сам. Осторожно, словно бы пробуя тонкий лед на озере ногой, дотронулся губами до уголка губ Андре.
– Ваня… пожалуйста… ты же обещал, – Андре отклонился в сторону, но рук не расцепил.
– Ты первый начал, – с улыбкой ответил ему Иван шепотом прямо в ухо.
– Я просто … дал понять, что все ок, – Андре снова вывернулся.
Иван потянулся было за ним, но тут в дверь постучали.
Они замерли, и Андре прижал палец к губам.
– Андре, детка, это я. Портье сказал мне, что ты только что вошел, – раздался голос Дугласа. Андре освободился, виновато разведя руками, и открыл дверь.
– Привет.
– Детка, мне нужно с тобой посоветоваться…. Ох, ты не один! Прости, я не знал.
– Выходит, портье был деликатен, – ответил Андре по-английски, покосившись на Ивана. Тот вежливо раскланялся и отошел к дивану, сделав вид, что ему срочно надо что-то проверить в телефоне.
– Андре, буквально две минуты. Скажи мне, если я сделаю вот так… – пожилой режиссер зашуршал какими-то бумажками, разложив их на столе, и Андре с готовностью над ними склонился. Они тыкали пальцем в листок, перебрасываясь совершенно непонятными Ивану словами, и мужчина незаметно для себя задремал под монотонный бубнеж Дугласа и шорох листов.
Проснулся он того, что кто-то стаскивал с него ботинки. Иван открыл глаза и увидел, что парень тихонько его раздевает.
– Я уснул? – смущенно откликнулся мужчина, и Андре поднял на него улыбающиеся глаза.
– Да, слегка. Я подумал, что до кровати я тебя не дотащу, но положить поудобнее на диване смогу наверняка. Прости, что разбудил.
– Это ты меня прости. Я совершенно внезапно отрубился.
– Отру… что?
– Ну, заснул.
– А… да брось. Я сам уже засыпаю на ходу. Так что лучше и правда завалиться спать. Если тебе нужен душ – вперед. Я там уже был, пока ты отру…бился. Я правильно сказал?
Иван кивнул и поплелся, позевывая, в душ. Андре задал такой «свойский» тон их совместному пребыванию, что Ивану даже не пришло в голову начать соблюдать церемонии, расшаркиваться перед посещением душа или вежливо спрашивать разрешения бросить где-то здесь свою футболку.
Из душа Иван вышел и вовсе «по-домашнему», навернув на бедра одно из полотенец. Андре валялся в кровати, что-то читая в телефоне, и когда увидел подошедшего Ивана, слегка покраснел и отвел глаза.
– Я… тут… новости читаю. Свет выключить?
– Как хочешь, – Иван намеренно небрежно сбросил полотенце и подошел к свободной половине кровати. Свет моментально погас.
– Эй, ты где? – позвал мужчина, – я ничего не вижу.
– Кровать перед тобой, – раздался смущенный голос Андре.
– Ты так внезапно выключил свет, что я перестал ориентироваться, – мужчина нащупал край кровати и влез под одеяло. Протянув руку вбок, он нащупал плечо парня и потянулся в его сторону.
– Ваня, не надо.
– Но почему? Я просто хотел тебя обнять!
– Потому что… потому что я не смогу остановиться, если ты меня обнимешь. Понимаешь?
– Не очень. Я знаю, что мне хочется тебя обнимать и целовать. А большего я себе не представляю.
Андре промолчал, и Ивану показалось, что он поступил, как слон в посудной лавке: ворвался, все разбил и растоптал. После всех своих слов и уверений, после таких многообещающих поцелуев у двери, и вдруг – «не представляю большего»…
– Пообещай, – вдруг потребовал Андре.
– Что именно? – опешил Иван.
– Что дальше поцелуев и объятий ты меня не пустишь, – усмехнулся Андре, и Ивану стало немножко не по себе: почему, почему он все время ориентируется на себя, и все время упускает из виду, что рядом с ним – мужчина?
– Обещаю, – тем не менее, твердо сказал он.
Часть 2. Нью-Йорк.
1.
Первый день в Нью-Йорке Ивана потряс.
Он, учившийся в Москве, живший в Петербурге и привыкший, в принципе, к шумным столицам, был все равно оглушен и раздавлен.
Нью-Йорк не просто шумел. Он шумел не-вы-но-си-мо.
Полицейские сирены, музыка из магазинчиков, кафе и окон машин, шорох шин, крики и смех людей… все это наваливалось сразу, одномоментно.
Нью-Йорк показался Ивану просто омерзительным, бесцеремонным и хабальным горлопаном, как восточный базар после обычного магазина.
Этот город был для него чуждым. Непривычным. После аристократического и чопорного Петербурга он показался адом. Цветным, ярким, успешным, но все равно – адом.