Третьи дворы

– А у меня все наоборот, – чтобы перевести тему, признался Андре, – я прихожу в клуб, на меня набрасывается стая мужчин… я выбираю понравившегося мне, мы садимся у бара… и тут я говорю ему, что я – мужчина. Примерно в восьмидесяти процентов случаев мужчина исчезает сразу. Тот, кто говорит, что ему все равно – везет меня к себе, мы доходим до постели, и… он тоже исчезает. Потому что ему не может быть все равно, что бы он ни говорил. И только процентов пять в моей постели остаются. До утра. Хаха! Потому что утром они все равно сбегают… Представляешь, мне геи иногда предлагали закрыть лицо подушкой, чтобы не видеть мою девочковую внешность. А некоторые, наоборот, предлагают не раздева…

– Прекрати, – резко перебил его Иван, не поднимая глаз.

– Почему?

– Потому, что мне неприятно это слышать.

– Что именно? Что я веду себя, как обычная шлюха, или что меня никто не может приспособить под свои надобности?

– Нет. Я просто ревную. К ним. К тем процентам, которые остаются в твоей постели.

– Но ты тоже сегодня лежал в моей постели, – напомнил Андре.

– Я там просто спал. А они – нет. Я не хочу слышать про своих счастливых соперников, разве это непонятно? И вдруг ты мне начинаешь рассказывать о парнях, доходящих до твоей постели. А я сижу напротив, и меня корежит от того, что им так повезло, а в общении со мной ты напоминаешь холодильник.

– Мы же догово…

– Да пошел он к черту, этот договор, – снова перебил его Иван, – ты что, не видишь? Я не замечаю никого, кроме тебя. Думать не могу ни о ком, кроме тебя. Я хочу на тебя смотреть, я хочу до тебя дотрагиваться. Мне надоело держать себя в рамках этого проклятого договора. Я совершенно точно не могу спокойно слышать твои рассказы про мужчин. Именно твои рассказы меня задевают, понимаешь? У них есть шанс. А у меня нет. У нас же до-го-вор, – издевательски отчеканил мужчина и опять отвернулся к окну. Андре был виден только его профиль. Парень сидел и не понимал: то ли обидеться, то ли рассмеяться. Чувство было как раз пограничное, потому что Андре ярко себе представил Ивана в образе маятника: то его влево качнет. То вправо. То метнется в неуверенность. То без раздумий вопит про свое полное и безоговорочное решение. Смешно ведь…

– Ваня… как бы тебе объяснить… я не хочу, чтобы ты оказался в тех самых процентах, которые убегают, как только я снимаю трусы, уж извини за грубость.

– Вообще-то, я прекрасно видел твои трусы, – буркнул Иван, – меня там ничего не испугало.

– Но и не обрадовало, я полагаю, – Андре немножко успокоился и отбросил условности, не пытаясь обойти острые моменты и выбрать слова, – вряд ли тебе когда-нибудь хотелось сделать минет мужчине, м?

Иван молчал.

– Возможно, тебе было бы совершенно плевать, кто сделает минет ТЕБЕ. Но тебе вряд ли когда-нибудь мечталось, что какой-нибудь парень тебя поимеет. Ты просто не понимаешь, о чем ты говоришь. Ты думаешь, что если я внешне – девочка, то и в постели волшебным образом превращаюсь из мальчика в девочку? А волшебства не происходит, Ваня. Я еще утром понял, в чем наша проблема. Ты разгуливаешь передо мной без одежды, и думаешь примерно так: я его сейчас соблазню, и он будет расплавленный и на все готовый, как масло на сковороде, опрокинется передо мной на спину и весь отдастся. Да? Да. А со мной так не получится, Ваня. Мне хочется тебя взять и, извини, поиметь. Да, мне хочется, чтобы и ты меня поимел, скрывать не буду. Только это не будет игрой в одни ворота, как ты привык. И я прекрасно знаю, что ни один мужчина – ни один! – не оставался со мной после этого. И ты – вряд ли исключение, уж прости.

Иван раздраженно откинулся на спинку стула и прикурил.

Конечно, он никогда не думал об этом. Он думал исключительно так же, как все мужчины. Он же – доминант, самец, хозяин в постели. Андре ухитрился напомнить ему неприятную, и поэтому старательно вытесняемую из сознания истину: второй мужчина – тоже доминант. И коль уж вы оказались в одной постели, играть придется на всем поле.

Да, он не думал в таком разрезе, и Андре был в чем-то прав: не факт, что Иван не убежит. Даже если усилием воли себя сдержит, сыграть страсть все равно не сможет. Да и вообще, трудно представить, что Иван вообще это вытерпит. А парню будет обидно и противно… вот же дурак Иван, а? Но никак у него из головы Андре не выходит, никак. Ивану нравится в нем все – жесты, голос, внешность, мысли, манера держать себя, ум, интересы, внутреннее наполнение… решительно все. И, что самое интересное, ему нравится и на поверхностном физическом уровне тоже: обнимать, целовать, спать рядом… неужели ж действительно все это – только иллюзия, которая рассыплется при попытке секса?