— А я согласен с Семёном Степановичем! — воскликнул Борис. — Надо рисковать. Олег Павлович, вы-то как думаете?
Инженер долго молчал, ковыряя веткой тлеющий костёр.
— Вот что я думаю, — наконец сказал он. — По-моему, нужно выбрать золотую середину. Да, сейчас мы бросить автобус не можем. Мария Семёновна права, в автобусе, действительно, наша сила, это наш дом, наше укрытие от ветров, непогоды и врагов. Всё это верно. Но и сидеть сложа руки тоже нельзя. Мы должны во что бы то ни стало найти эту ускользающую от нас трещину. И рано или поздно мы её найдём, если, конечно, она ещё не исчезла. А то, что она ещё не исчезла, это я знаю точно. Вот что я нашёл сегодня перед ужином в двухстах метрах вниз по течению реки, — и он вынул из кармана обыкновенную газету.
— Ну и что, — пожал плечами Борис. — Газета как газета. Наверное, кто-нибудь из наших обронил.
— Вот и я так сначала подумал, — продолжал Олег Павлович, — но потом случайно взглянул на число и…
— Какое? — вскочил Климов, сверкая от нетерпения глазами.
— Двадцать седьмое мая!
— А мы провалились семнадцатого, — сказал Николай, — значит, она оттуда?
— Вот именно!
— Дайте её мне! — взмолился Климов и, не дожидаясь ответа, буквально выхватил газету из рук инженера. — Так, «Труд», 27 мая, всё верно…
С горящими от возбуждения глазами Климов впился в драгоценную находку — весточку из двадцатого столетия. В течение следующих нескольких минут он полностью отключился от внешнего мира и с головой окунулся в знакомый, слишком знакомый мир далёкого будущего.
— Семён Степанович, прошу вас, не отвлекайтесь, дело слишком серьёзное, — попытался вернуть к действительности Климова Олег Павлович. — Необходимо наметить дальнейший план действий. Я предлагаю следующее. Каждый день, с одиннадцати до двенадцати, мы будем производить наши традиционные вылазки, но только в пешем порядке. Конечно, эффективность этих вылазок будет уже не та, но нам выбирать не приходится. Параллельно мы будем вести работы по укреплению лагеря. А когда мы сможем постоять за себя сами, не прибегая к помощи сего транспортного средства, тогда совершим на нём свою последнюю поездку и используем этот последний шанс до конца. Авось повезёт!
Предложение Олега Павловича было принято не столь дружно, как следовало того ожидать. Климов и Борис стояли на своём, то есть на немедленном выезде. За один час, утверждали они, автобус пройдёт столько, сколько пешком человек протопает за неделю, а если учесть, что среди колонистов есть женщины, то и того больше. Соответственно шансы нащупать трещину во много раз возрастают, и есть, по их мнению, прямой смысл рисковать.
Остальная часть колонии придерживалась мнения Олега Павловича. В конце концов большинство, конечно, восторжествовало, но Климов с Борисом своего мнения так и не переменили.
— Да поймите вы, — горячился Олег Павлович, — что среди нас женщины. Мы не можем рисковать ими. Лучше выждать. Я же не отказываюсь от вашего плана окончательно, я лишь предлагаю отсрочить его до лучших времён.
— Да и вы поймите, — парировал Климов, — что мы здесь живём, как на вулкане, и лишний день, даже лишний час, проведённый в этом мире, может стоить всем нам жизни. Как раз именно потому, что среди нас женщины и мы не имеем права рисковать, я считаю ваш план абсурдным.
Олег Павлович только развёл руками. Спор был прекращён теми, кто выдвигался в качестве главного аргумента, то есть женщинами. Они полностью поддержали инженера, и оппозиционерам пришлось сдаться.
И снова потянулись дни…
На исходе третьей недели дом был почти готов, но проём в заборе оставался открытым, так как возникла трудность с петлями, обойти которую пока что не представлялось возможным. Климов ломал голову над этой проблемой днями и ночами, но ответа не находил.
Однажды вечером Николай, проводив колонистов ко сну, расположился с псом Первым у костра и приготовился коротать отведённые ему часы дежурства в одиночестве. Климов, собиравшийся было составить Николаю компанию, сослался на нездоровье и пошёл спать.
Николай потеребил собаку за ухом и, вздохнув, обратился к ней со следующим монологом:
— Ну что, псина, хорошо тебе тут живётся? На воле, на природе, среди лесов и рек, как далёкие твои предки. Небось у прежнего своего хозяина дни и ночи коротала в тёмном коридоре, где-нибудь в пыльном углу на рваном половике. Так ведь? Вижу, что так.
Пёс Первый преданно смотрел в глаза человеку и молотил хвостом по сухой земле.
— А здесь тебе каждый день кусок мяса обеспечен, хочешь — зайчатина, хочешь — медвежатина, а хочешь — оленина. Вот это жизнь! Верно?
Но пёс больше не слушал своего хозяина. Он вскочил, настороженно вскинул уши и, глядя в сторону леса, зарычал.
— Что там? Зверь, наверное, какой…
В этот момент в лесу раздался дикий вопль, и в проёме между двумя половинами частокола, в том самом месте, где должны быть ворота, Николай увидел дикаря, отчаянно машущего руками, а метрах в десяти позади него нёсся здоровенный детина с дубинкой.